веки. Если б не поддержавшие его воины крепостного гарнизона, сержант Леруа

Рокетт растянулся бы на ступенях лестницы.

– Благодарю, - произнес он. От Сюлли сержант уже получил первые уроки

джайсалмери и аркатти, и хотя свободно болтать на этих языках еще не мог, самое

важное уже выучил.

Воин молча махнул рукой. Его взгляд не понравился Рокетту: в нем смешались

жгучая ненависть - и бессилие. Этот взгляд словно говорил: "Убил бы всех, да и

то не сразу, а чтобы помучились. Да у меня жена, дети, а рават приказал

отпустить". Что же случилось, пока они сидели в подвалах, ели что-то непонятное

и неописуемо острое (а воды давали не много) и молили Единого, чтобы их не

перевешали?

– Сюлли, в чем дело?

Общий позор и плен сблизили попавших впросак бойцов Особой роты. Еще неделю

назад эрхавенец не посмел бы так обратиться к командиру роты. А теперь...

– Хочешь сказать, почему нас выпускают?
– задумчиво произнес капитан.
– Может

быть, нас хотят передать трибуналу. Но не думаю, что у них были бы такие

похоронные лица. Сдается мне, наши нашли способ победить.

Рокетт посмотрел на капитана с недоумением. И для тавалленца Сюлли, и для

него, эрхавенца, темесцы были в лучшем случае чужими. Почему же оба они так рады

победе "соотечественников"? И не так ли радовались за "наших" тавалленцы, когда

брали штурмом Эрхавен и разрушали Храм Исмины? "Если темесцы - "наши", зачем

Эрхавену свобода?" - подумал он.

– Но как? Если бы крепость взяли штурмом, мы бы услышали бой.

– Как думаешь, для чего надо было идти на Джайсалмер?
– усмехнулся Сюлли.
–

Сдается мне, в городе возникла своя замятня, мы должны были кое-кого поддержать.

Но они справились без нас - вот нас и освобождают. Поздравляю с победой - хоть

нам с тобой от нее ничего не перепадет.

– Не болтать!
– скомандовал гарнизонный воин, стукнув древком копья по полу.

Сказал по-темесски - ему надоело слушать болтовню пленников, в одночасье ставших

победителями.
– Вас построят во дворе, и комендант все скажет...

И на джайсалмери, полагая, что его не поймут, буркнул:

– Правду говорят, что чужеземцы - хуже свиней!

Подгоняемые древками копий и прикладами (особой нужды их использовать не было,

но ничем больше без войны побежденные победителям досадить не могли), пленники

вышли на крепостной дворик. На небольшой площадке стало тесно: кроме пленных,

выстроился в безупречное каре гарнизон. Блестели каски, начищенные кирасы, хищно

сверкали наточенные штыки, острия копий и алебард. Отдельно, не соблюдая строя,

стояли союзники-горцы с луками, пращами и парочкой самодельных арбалетов.

Артиллеристы обошлись без своих медных подопечных, но присутствовали и они. А из

забранных мелкой решеткой окон женских комнат все, что происходило на площади,

наверняка видели жены и дочери воинов. Рават Салумбара действительно затеял

что-то важное.

Комендант не появлялся долго. Напрасно ждала командира и рота пикинеров, люди

из которой конвоировали пленных. Наконец на башне, купающейся в побелевшем от

зноя, словно выгоревшем небе, появился седоусый здоровяк с жутким сабельным

шрамом через все породистое лицо. Но даже без шрама в нем угадывалось лицо

воина: ни у кого больше не могло быть такого густого, не тускнеющего загара,

такого открытого и решительного взгляда, тяжелого, волевого подбородка.

– Это он и есть, - шепнул Сюлли Рокетту.
– Лучший военачальник джайсалмерцев