Шрифт:
Шахурин что-то пробормотал, и это решило его судьбу. А товарищ Сталин сказал: «Ставить «Мессершмитт» – это заранее обрекать себя на отставание на многие годы. Мы с этим не согласны, и вы зря проводите работу в этом направлении».
Тут любые комментарии излишни.
Хотя надо сказать, что, метив в Шахурина, Яковлев попал и в Дементьева, уже не первого заместителя, каковым он был до 15 января 1946 года, того дня, когда этот пост занял Яковлев. Дело в том, что Дементьев был сторонником идеи копирования Ме-262, он даже ездил с этим предложением к Г.М. Маленкову. Копирование, конечно, звучит непатриотично, но это был принятый у нас прием еще с довоенных лет (практически все двигатели были скопированы с зарубежных образцов), да и позднее Сталин лично приказал Туполеву скопировать Б-29. Такой перевод стрелок вряд ли понравился Дементьеву.
4 апреля 1946 года А.И. Шахурин был арестован.
А.С. Яковлев продолжает рассказ Ф.И. Чуеву:
«Потом Сталин вызвал меня одного: «Ну, что же, Шахурин не способен двигать это дело. Давайте нового министра. Кого вы порекомендуете?». Я сказал – Хруничева. Тогда его и назначили министром вместо Шахурина. Официально Шахурина, главкома Новикова и главного инженера ВВС Репина сняли и посадили за снабжение Красной Армии некачественными самолетами. Но, думаю, гнев Сталина был вызван еще и нашим отставанием в реактивной авиации».
Все-таки Сталин, значит, советуется с подчиненным, какой министр ему подходит. И подчиненный называет кандидатуру кандидата «со стороны». К тому же, как он отмечал, и не причастного к грехам Шахурина. Шахурин выпускал некачественную технику, а его заместитель по серийному производству безгрешен? Шахурин не увидел будущего в реактивной технике, а его зам по опытному самолетостроению увидел (см. газету «Правда» от 28.06. 1944).
Да, бывшему наркому А.И. Шахурину инкриминировалось то, что в течение войны он поставлял на фронт некачественные самолеты, с малым ресурсом, тяжелыми в обслуживании, неремонтопригодные и т. д. Пока бывшему наркому зажимают пальцы в дверном косяке («колись, сука, рассказывай, чем вредил советской власти, вражина!»), все его заместители – в том числе и он, Яковлев – находились в состоянии постоянного ожидания. Даже и те, кто доносил на своего шефа. Почернел от ожидания Петр Дементьев. Он-то был в то время первым замом, отвечавшим за серийное производство, и ему, по всему, полагалось идти вслед за Шахуриным. Это с курируемых им серийных заводов шли на фронт самолеты («тяжелые, неремонтопригодные» и т. д.). И Василий Баландин не спит ночами, слушает шаги на лестнице в ночной тиши. (Они любят по ночам брать этих интеллигентиков – в белье, шарящих в полумраке в поисках очков, клацающих от страха зубными протезами). Баландин уже бывал там и знает, как все произойдет, суставы расплющенных пальцев болят не переставая. Да и самого Яковлева, любимца вождя, могут (как он допускал) замести за милую душу. Может, надоел, а статью потом найдут («колись, сука, рассказывай, как ты утверждал к производству устаревший самолет уже посаженного врага народа»).
Соломону Сандлеру и говорить ничего не надо, признается во всем, в чем требуется.
К удивлению многих, министром авиационной промышленности стал М.В. Хруничев, когда-то работавший в отрасли, но отошедший от ее проблем теперь уже в далеком 1942 году…
Сталинский железный нарком Михаил Васильевич Хруничев проработал в должности министра авиационной промышленности до конца жизни Сталина. В 1953 году его перевели в Министерство среднего машиностроения первым заместителем министра.
Но всего этого сотрудникам аппарата знать не дано, и в коридорах здания на Уланском начали готовиться к переносу папок из кабинета в кабинет – всякий новый руководитель начинал с реорганизаций. Тем более что и сам наркомат уже стал именоваться по другому: с марта 1946 года наркоматы стали называться министерствами, а народные комиссары превратились – страшно произнести – в министров. Ну, и конечно, волновала судьба тех начинаний по перестройке авиапрома, которые предпринял Алексей Иванович Шахурин. Все знали, что совместно с главкомом ВВС маршалом А.А. Новиковым нарком подготовил обширную программу развития авиапромышленности на послевоенные годы. Она предусматривала развитие реактивной авиации, строительство вертолетов, создание стратегической авиации, создание современной радиоэлектронной подотрасли и многое другое.
Но арестовали и маршала Новикова, дважды Героя Советского Союза. По тому же делу, что и Шахурина.
Но – странное дело! Арест этих руководителей, вопреки обыкновению, не повлек за собой массовых репрессий, как это было раньше. За Новиковым пошли на этап еще три человека из ВВС. Были преданы суду два работника аппарата ЦК ВКП(б), курировавшие авиастроение, и Шахурин. Из авиапрома за наркомом не последовал никто.
Это было странно, непостижимо, и могло означать только одно: ни в каких грехах, приписываемых ему, Алексей Иванович не повинен, а загремел он камеру как довесок к какому-то политическому процессу. Ну, а то, что невиновен, кого это волновало – крепче Родину будет любить после выхода из тюрьмы. Если выйдет… А ошибки при строительстве нового общества неизбежны. Недаром вождь любит цитировать русскую пословицу: «Лес рубят – щепки летят».
26 февраля 1946 года СНК СССР утвердил материалы комиссии Г.М. Маленкова, А.А. Жданова, М.В. Хруничева, А.С. Яковлева по приему-сдаче дел НКАП. Из Постановления СНК: «Обязать НКАП – тт. Хруничева и Яковлева в кратчайший срок устранить недостатки в руководстве авиационной промышленности».
С удивительным феноменом столкнулся Яковлев (да и не только он) в те первые дни сорок шестого и последующие годы. Феномен этот заключался в том, что после своего ареста А.И. Шахурин просто исчез из жизни. О нем никто не говорил в коридорах наркомата, ни в курилках. Его имени не произносили на партийных собраниях, даже если на них клеймили «наймитов иностранных служб» и просто врагов народа. Его приказы никогда не всплывали в цитировании каких-то документов. О его «вине» не говорилось и в высших эшелонах власти. И вновь Яковлев вынужден был вспомнить вождя, который очень кратко выразил подобные, возникающие то тут, то там ситуации: «Нет человека – и нет проблем». Но при всем том чувствовалось, что никто не верит и не верил, что Шахурин враг. Большинство из работников наркомата, все директора заводов, ученые, ведущие специалисты работали с ним всю войну, знали, каков это человек, знали его беспредельную преданность стране, делу, да и тому же Сталину. Но никому и в голову не приходило поднять голос в защиту невинно осужденного человека – это даже в страшном сне никому не могло присниться! Просто все играли в какую-то дьявольскую игру, правила которой придумал один человек. Правила были просты: выигрывает всегда тот, кто начинает. А начиналась игра всегда просто: «Колись, вражина! Рассказывай, как и чем ты вредил Советской власти!»
И Яковлев знал того человека, кто придумал эти правила.
Удивительный феномен «исчезновения человека» продолжал работать и много позже. Как мы уже отмечали, Яковлев посоветовал вождю назначить Хруничева наркомом. Вот так, в беседе, был решен ключевой для отрасли вопрос. А о том, куда делся прежний министр, что произошло с Шахуриным, в замечательных мемуарах не говорится. Исчез человек из поля зрения. «Нет человека и нет проблем». Но свои мемуары Яковлев писал много позже смерти Сталина (я оперирую данными из 2-го дополненного издания 1969 года), и о сталинских репрессиях уже писали в советской прессе, но Яковлев обошел эту тему. Может, именно это имел академик Фридляндер, говоря, что главное в книге не то, что написано, а то, о чем не написано.