Шрифт:
Наденька принесла из кухни весело шипящий, увенчанный белыми султанами пара самовар.
— Что вы не заведете себе прислуги? — спросила Вероника Петровна. — Ведь Надежде Рафаиловне тяжело…
— Вы правы, но она и слышать не хочет о прислуге. Все делает сама, — ответил Петр Николаевич.
За столом сразу повеселело. Митин и Лузгин радостно потирали руки:
— Самовар — купеческая отрада!
— Батюшка мой говаривал: «Перед смертью завещаю тебе наш трехведерный самовар…»
Наденька, разливая чай, ошпарила руку. Никто не заметил, как она закусила губы от боли. Вероника Петровна о чем-то мило разговаривала с Петром, небрежно положив руку на его плечо…
Чем больше мрачнела Наденька, тем чаще и вкрадчивей вспыхивал кокетливый хохоток Вероники Петровны.
— В медаме [1] Стоякиной сидит сам дьявол, — шепнул Митин Лузгину.
Тот прыснул.
— Вероника Петровна, — громко, чуть дрожащим голосом сказала Наденька. — Вам надо бы заказать брошь с высеченными на ней тремя буквами: «СОС»!
1
Так в тексте. (Примечание верстальщика).
— Что эти буквы означают? — спросила Вероника Петровна, растягивая слова и не подозревая болезненного укола.
— Разве вы не знаете? — удивленно спросил Лузгин.
Митин стал разъяснять тоном учителя, толкующего ученикам тысячелетнюю истину:
— Когда корабль терпит бедствие, он подает сигнал «СОС», что означает: «Спасите наши души!»
— Ха-ха-ха! — зло рассмеялся поручик Стоякин; он был пьян и не скрывал горькой обиды на свою неугомонную супругу. — При знакомстве с Вероникой мужчинам надо поднимать сигнал бедствия — спасите наши души!
— Согласитесь, Надежда Рафаиловна, что морские термины здесь совершенно неуместны! — вся дрожа от негодования, проговорила Вероника Петровна.
Наденька выпрямилась и, с вызовом глядя ей в глаза, сказала:
— Я имею в виду вовсе не морской термин, а дамский. «СОС» — «Спасите от старости»!
Вероника Петровна несколько мгновений сидела неподвижно — бледная, с перекошенным лицом. Потом поднялась и побежала в прихожую одеваться. Петр Николаевич бросился за ней следом — резкость Наденьки испугала его самого.
Поручик Стоякин хохотал долго и до слез: Наденькин удар был меток…
Часть пятая
Мертвая петля
Чужой, быстрый говор, веселые, искрометные звуки мазурки, блеск бельведеров и грязь окраин — Варшава.
На Мокотовском аэродроме собрались все летчики группы Стоякина за исключением Зарайского: его высмотрел полковник Найденов и, по слухам, назначил чуть ли не самым старшим из своих адъютантов.
— Рыбак рыбака видит издалека! — сказал Петр Николаевич Мише Передкову. — Перебирать бумажки в штабе и носить летные очки на фуражке куда легче, чем летать.
— Да, там он даже не рискует поймать насморк! — отозвался Миша.
Больше о Зарайском они не вспоминали.
Новый инструктор, штабс-капитан Самойло, в черной кожаной тужурке и желтых крагах, розовощекий, с белесыми глазами, совершенно растворяющимися за стеклами пенсне, молча оглядел каждого из пятерых летчиков и вдруг с напускной торжественностью, но вполголоса, заговорил:
— Господа офицеры! Я счастлив приветствовать вас, своих юных собратьев. Вы пришли на ниву русской авиации первыми косарями…
«Боже мой! — подумал Петр Николаевич, — „нива“, „косари“, „собратья“, — похоже, что от этого трескуна мало чему научимся мы хорошему…»
Он с любопытством рассматривал «Ньюпор». Да, это не гатчинская этажерка! К узкому, обтянутому полотном фюзеляжу прикреплены монопланные крылья. Меж двух колес, надетых на стальную ось, проходит лыжа. Мотор с винтом расположены впереди. Летчик сидит в удобной кабине, весь закрытый, кроме головы и плеч.
— Судьба летчика трагична, — продолжал Самойло. — Рано или поздно мы обречены на встречу с Безносой…
«Тьфу, дьявол! — злился Петр Николаевич. — Что это он панихиду поет!»
В первый же вечер «странность» штабс-капитана прояснилась: он предложил угостить его в одном из лучших варшавских ресторанов.
— Царица Тамара ночь пировала с любовниками, а наутро обезглавливала их. Жизнь летчика похожа на царицу Тамару. Берите от нее все, господа, пока… не наступило утро!
Петр Николаевич довольно резко ответил ему:
— Мои взгляды на жизнь несколько не совпадают с вашими, господин штабс-капитан! И потом я не нахожу удовольствия пировать с человеком, которого еще не имел чести узнать.