Потомки праха, чада пыли,Вам всё на свете все равно.Вы на иконах молотилиЗерно.И, лихо плевелы отвеяв,С холма зубчатого МосквыНа разночинцев и евреевРоссийский грех сложили вы.Вы, хамы, обезглавив храмыСвоей же собственной страны,Создали общество охраныВеликорусской старины.
1962
Набросок
О, если б я прямей возник…
Б. Пастернак
1
Всю жизнь мелькали страны, города, —И расставались мы с тобой немало…Такой разлуки долгой никогдаПочти за полстолетья не бывало.Ах, лет назад почти что пятьдесятВ анапесте, Некрасовым испетом,Просил, чтоб камни, что в меня летят,В тебя не попадали рикошетом.Но там, где жизнь светла и хороша,Тебе за то лишь только, что была тыМоей душой, не избежать расплаты,Любимая моя, моя душа.
2
За что? За то, что может, вдруг, однажды,Из вас случиться с каждым и любым, —За то, что знал из вас об этом каждый,Тот, кто судьбой обижен, кто любим, —За то, что знали вы, что быть не можетВиновного в случившемся, что ночьПо-разному две жизни подытожит,Не даст прийти на помощь и помочь, —Вы не смогли бы жить, когда бы выжилТот, кто в потемках из подъезда вышелУпасть на часть проезжую пути,И кто-нибудь успел его спасти.
3
За что?.. За то, что жил в одной системеСо всеми, но ни с этими, ни с теми,Ни в этой стае не был и ни в той,Ни к левой не прибился и ни к правой,Увенчан и расплатой, и расправойНа похоронах жизни прожитойИ на похоронах страны кровавой,С которой буду проклят и забыт, —За стыд, за раны бед неисчислимых,Позор побед, пощечины обидВ Манхэттенах и Иерусалимах —Сквозь Реки Вавилонские – навзрыд.
4
А жизнь на реках этих шутка адова,Там за нее подъемлет свой фиалГерой фиесты, персонаж ДовлатоваВ забавной повестушке «Филиал».Не помню, что там дальше, но, по-моему,В дальнейшем персонаж его бухойПитается кипящими помоямиИз газетенки желтой – неплохой.По той причине, что за бусурманский,За инглиш этот за американский,Как следовало, так и не засел,Три слова знает: шопинг, чендж и сейл.Там человека жизнь, как хочет, пользует,И, доживая с горем пополам,Там в православном храме цадик ползает,Размазывая сопли по полам.Из бруклинского университетика,В котором ценят мой спецкурс «ЭстетикаЖванецкого» довольно высоко,Иду сквозь черной ночи молоко,Из Бруклина в Манхэттен по безлюдию,В свою, так называемую, студию,Обставленную в стиле рококо.Тащу котомку ветхую на вые,Из плена – в плен, впервые – не впервые.
5
А ты все пишешь мне, чтоб не насиловалСудьбу у нашей смерти на краю, —И без того полжизни эмигрировал,Недоосуществляя, репетировалПовсюду эмиграцию свою.
6
Там, где природа горная сурова,Где покрывался льдом наскальный мохИ где никто по-русски ни полсловаНе знал и знать не ведал и не мог,Родную музу на позор не выдавИ на чужую не жалея сил,Поэмы из эпохи Багратидов,Подстрочник залучив, переводил.В аулах диких зимами глухимиЯ перевоплощал поэмы теИ приобщал себя к посту и схимеИ непреоборимой немоте.Еду на утро вечером во мракеНес из духана. И снега мели.И выгрызали хлеб из рук собаки,Но раны ни одной не нанесли.И, снежными заносами и льдамиОтрезанный, немотствовал в глуши,Жил только в мире собственной души,Ни с кем ни слова не сказав годами.
7
И вот в горах Манхэттена живу…Единственное – все, что мной любимо —Дарованную Господом женуУже почти не вижу из-за дыма.Вернуться, чтобы на нее навлечьЕще одну палаческую речь,Секретарем вчерашним цекамолаПодписанную в левую печать,Чтобы, как прежде, справа обличать,Затем, что жизнь, она и есть – крамола.Ах, этот бледный комсомольский вождь,По-прежнему кусающий как вошь,Ах, этот я – беглец, подлец, Иуда.В Манхэттене жара. Конец июля.
8
Ах, не увел в пустыню МоисейОт рубежа всемирной ПалестиныИ не дал умереть когортой всейТем, кто виновны, всем, кто неповинны.Напрасно, раздраженьем исходя, —Не все ль равно, кусаешь или жалишьБольного комсомольского вождя, —Ты сам рабом в Египте был вчера лишь.А если независимей другихИ вправду был, то в том вина не ихИ не твоя тем более заслуга, —Мы засухой единой взращены, —И обернулась голодом засухаДля тела и для духа. Для страны.А если был и вправду одинок,То лавровый примеривать венокТебе за это вовсе не пристало,Природу в ранг поступка возводитьВ жару такую и в такую стыдьИ огрызаться хрипло и устало.
