Решительно поднявшись и захватив свой кейс, я направился в левое крыло через небольшой холл, где по стенам стояли шкафчики, а в середине уходила вверх служебная лестница. Бассейн располагался на первом этаже, и я решил проследовать туда через служебный путь, чтобы заглянуть в прачечную и кое-что там проверить.

Включив свет и миновав еще один коридор, я оказался перед ярко-голубым эллипсовидной формы бассейном, искусственность которого ощущалась только из-за частичного зеркального потолочного покрытия, которое было выполнено тоже в форме элипса. Все остальное пространство потолка было стеклянным, как и большая часть стен. Верная своей любви к тропической флоре и фауне, Лора заказала дизайнерам стилизовать бассейн с окружающим его пространством под островок мангровой экосистемы канала Кумбарджуа на Гоа (там есть единственный вид крокодила, обитающий в солоноватой воде огромного канала). Хотя не думаю, что настоящий канал по своей геометрической форме похож на овал, но, по-видимому, в представлениях мисс Кэмпион, такое озеро вполне могло существовать. Настоящих мангровых зарослей по краям бассейна, конечно, не наблюдалось, но были их ненатуральные, искусно выполненные аналоги: кустарники и деревца, относящиеся к семействам ризофоровых, вербеновых, мирисиновых, соннетариевых и комбретовых (о растениях мне рассказывала журналистка).

Убедительность этого оазиса крылась в деталях, выверенных, но не настолько, чтобы они не бросались в глаза: песок искрился стерильностью, сухие водоросли, будто выброшенные волной на берег, были безжизненными, камни – очень правильной формы, ну и все остальное отдавало искусственностью аквапарка. Впрочем, если не вдаваться в эти детали – общий вид бассейна впечатлял.

Водрузив кейс на большой покатый камень, я достал оттуда рабочий инвентарь. Натянув латексные перчатки, начал осматривать заросли светло-зеленого кустарника с мелкими кремовыми цветочками и бархатными листочками, даже на ощупь казавшимися «живыми». У меня было некоторое представление о том, что я должен найти, но не было уверенности, что мне это удастся. Осматривая увеличительным ультрафиолетовым сканером парочку почти одинаковых двухметровых крокодилов, «отдыхающих» на «берегу», я обратил внимание на тот факт, что один из них был покрыт микроскопической пылью, а другой – какой-то, еле заметной, белесой пыльцой. Причем силиконовая «кожа» этой парочки визуально была абсолютно идентична. Все остальные экземпляры синтетической фауны тоже были покрыты такой же, еле заметной невооруженным взглядом, пылью. Следовательно, не мешало бы заняться «особым» крокодилом. Осторожно приступив к делу, я почувствовал специфическое волнение, своего рода «вакуум» в желудке и легкое адреналиновое возбуждение. Такое состояние обычно вызывалось у меня интуитивным предчувствием важного открытия или находки. Совершенно не задумываясь, по какому-то наитию, я вынул баллончик с краской и, подняв заднюю крокодилью лапу, капнул на ее подошву небольшое пятнышко белой краски. В складках кожи лапы белесая пыль была заметна даже без увеличительной лупы. Достав шпатель, я соскреб загадочный порошок в специальный вакуумный пакетик для улик и, отрезав маленький кусочек «кожи», положил его в другой конверт. А затем все найденное аккуратно поместил в боковой карман ветровки. Собираясь заняться проверкой еще одной своей догадки, я направился к кейсу, как вдруг услышал тихий писк датчика, находящегося в верхнем кармане моей курточки. Тревожный сигнал обозначал, что кто-то пытается проникнуть в дом через черный ход. Вот оно – то, что и ожидалось! Похоже, мои предположения оказались верны, но радоваться пока было рано. Проведя одной рукой по карманам и убедившись, что средства защиты и нападения на месте, я быстро подошел к кейсу, вынул из него очки ночного видения и водрузил их на голове. Затем метнулся к коридору, ведущему к лестнице. Оказавшись в холле, я, повинуясь скорее интуиции, чем логике, глубоко засунул пакетики с порошком и кусочком отрезанного материала в открытую пасть керамического гамадриада, уже несколько лет «готовившегося» к броску. Повернув в коридор, ведущий к черному ходу, я замер, пытаясь что-нибудь расслышать, потому что рассматривать было нечего: в темном туннеле никого не было. Каких-то звуков, кроме биения своего сердца, я тоже не расслышал. Усилием воли я пытался сдержать рев адреналина в крови, но мне это слабо удавалось: Джеймс Бонд, по-видимому, из меня никогда не получится. Вновь прозвучавший зуммер датчика показался мне оглушительной сиреной, и одновременно с этим послышался шум за дверью черного хода. Подойдя поближе, я отчетливо услышал легкий шум шагов по гравию, но неизвестный явно не спешил входить. Я вынул из кармана баллончик с нервно-паралитическим газом, ни на секунду не забывая, что гостей может быть двое (более двух – все же слишком комплиментарно для меня), один из которых в этот момент, не исключено, пытается проникнуть в особняк со стороны пожарного или центрального входа. И тут вдруг откуда-то сверху послышался шум водопада, подняв голову, я в ту же секунду различил движение какой-то темной массы, падающей с потолка на мою голову… И следующей секунды для меня уже не существовало…

Полин Форестье редко опаздывала, но сегодня она проспала, чего с ней давно не наблюдалось просто потому, что отсутствовали причины для дефицита сна; и известие о смерти мисс Кэмпион тоже не выбило ее из привычной колеи. Журналистка упорно хотела такого финала, думала Полин. В конце концов каждый выбирает свой путь. Значит, такова судьба Лоры. Есть ли смысл сожалеть об этом ей, Полин? Тем более они не были приятельницами. Так что сон мисс Форестье был крепким и безмятежным, причин для каких-либо других тревог тоже, к счастью, не существовало.

В свои двадцать девять Полин смогла избежать любых волнений, связанных с личной жизнью, которой у нее почти не было: ни серьезных отношений с кем-либо, ни обычной влюбленности. Хотя, конечно, у девушки иногда возникал интерес к молодым людям, причем, ее избранники были весьма привлекательны и умны, но не спешили отвечать ей взаимностью. Мужчины, которые оказывали ей знаки внимания, почему-то совсем не соответствовали ее вкусу, а зачем в таком случае огород городить. Полин и «не городила». Но одиночество совсем не тяготило мисс Форестье, являясь в большей степени нормой ее жизненного уклада. Она сделала для себя определенные выводы и не собиралась страдать из-за отсутствия любовных историй. Девушка совсем не расстраивалась из-за своей девственности, и даже вероятный предстоящий переход затянувшегося целомудрия в его «хроническую» стадию, не пугал ее. Такое равнодушие мисс Форестье к обретению ею в недалеком будущем статуса старой девы, безусловно, имело свои причины: Полин мечтала совершенно о другом, и все ее желания, помыслы были подчинены одной цели. В скором времени она рассчитывала стать достаточно богатой, чтобы начать другую жизнь, в котором не будет тягостной атмосферы хосписа, приторных ароматов увядающих цветов, тошнотворных миазмов обреченных, немощных тел и тусклых, застывших в немом вопросе глаз… В которой не будет смазливой личинки-гусеницы Линды и блистательной бабочки-стрекозы Камиллы… Если только у них все получится… Цель уже близка, осталось совсем немного.

Полин родилась во Франции. Отца своего она никогда не видела, а мать жила и лечилась в хорошем частном пансионате. В Англию девушка приехала по приглашению своей дальней одинокой родственницы, после смерти которой Полин в качестве наследства достался скромный коттедж и небольшая сумма наличных, позволившая ей вести вполне нормальное существование. После окончания медицинской школы девушка не захотела продолжить дальнейшее обучение и пошла работать медсестрой в клинику… Постепенно работа стала вызывать у нее приступы спонтанной ярости. Боясь последствий такого своего состояния, Полин перешла на работу в хоспис, где смены были короче, но самое главное состояло в том, что обреченные больные не вызывали у нее каких-либо эмоции: ни хороших, ни плохих. К своему стыду, девушка не чувствовала к несчастным жалости или сочувствия, которое обычно возникает у нормальных людей на каком-то ментальном уровне. Ей приходилось изображать сострадание и отзывчивость. Это было нелегко, но все же работа в хосписе ей нравилась. Полин не хотела глубоко копаться в своем подсознании, чтобы понять, почему ей не нравятся больные, пытающиеся выздороветь. Она подозревала, что знает ответ, но не хотела соглашаться с ним даже мысленно. Зачем вызывать в себе душевную рефлексию, если можно ее избежать? Однако администрация хосписа хоть и не имела каких-то серьезных претензий к работе девушки, но все же Полин чувствовала не очень хорошее отношение к себе как со стороны пациентов, так и со стороны своих коллег; и тогда она стала работать на полставки, а чтобы компенсировать финансовые потери, мисс Форестье устроилась помощницей продавца-консультанта в салон-магазин «Лаборатория моды». Но, к своему удивлению, вскоре обнаружила: новая работа пришлась ей по вкусу, даже несмотря на то что ее коллега Камила и помощница владельцев салона Линда Доэрти не вызывали у нее симпатии, хотя и антипатии – тоже. Правда, через некоторое время ее отношение к этим девушкам стало окрашиваться в темный цвет. Подработка в качестве прислуги у супругов Биггс тоже не приносила ей удовольствия и часто вызывала у Полин сильнейшие чувство ненависти. И если бы мысли могли убивать – профессор Джоан Биггс умерла бы уже давно, а ее смерть была бы длительной, многократной (виртуальность, к счастью, это позволяет) и очень разнообразной по своей жестокости. Хотя девушка иногда раздумывала, может, это она убила миссис Биггс, посылая на голову той все мыслимые и немыслимые кары; конечно, все получилось не так, как ей мечталось, но результат, тем не менее был достигнут.

После смерти Ёрмунганда (чудовище, символ зла и разрушения в скандинавской мифологии – так мысленно Полин называла Джоан Биггс) пребывание в профессорском коттедже стало для мисс Форестье очень приятным и необременительным. Старик был не привередлив в еде, да и в других бытовых вопросах – тоже, не ворчал по-стариковски и не впадал в детство и маразм, несмотря на свою болезнь, при этом оплачивал ее работу не скупясь. Девушка приходила к нему два-три раза в неделю: произвести уборку, закупить продуктов, отдать в стирку белье и незначительную часть одежды, да и приготовить что-нибудь простенькое и незатейливое. Мистер Биггс, даже будучи моложе, не отличался завидным аппетитом, а теперь-то вообще ел, как птичка.

Полин знала о себе все, и при этом оценивала свои качества достаточно объективно (?): не занижая и не завышая собственную самооценку. Она обладала обычной внешностью и вполне заурядными способностями. Но когда человек это знает, он вполне способен эффективно использовать свое знание, что и делала мисс Форестье. Разумная и целеустремленная, но только в отношении того, что было нужно лично ей. Поставив перед собой цель, она трудилась упорно и добивалась результатов. Ничего и ни в чем не позволяла себе лишнего. У нее не было подруг и друзей: она в них не нуждалась. Невзирая на свои двадцать девять, выглядела Полин чуть за тридцать. В облике девушки все сливалось в сероватой невзрачной гамме: редкие, мышиного цвета волосы до плеч вытягивали еще больше узкое, угрюмое лицо с пепельной, будто грязноватой, кожей; блеклые, выцветшие, как у старухи, глаза; высокая, сутулая и худая, как хилое деревце, выросшее без света и тепла… Она и облачала себя в бесформенную одежду тускло-серых цветов. Поэтому прозвище – Серая Моль – ей очень подходило, и оно даже нравилось Полин, ведь для ее Цели такая внешность была вполне подходящей. Удивительно, но у этой невзрачной девушки были пухлые, красиво очерченные губы и фарфоровой белизны зубы. Ослепительная и жизнерадостная улыбка могла бы украсить ее унылый вид, хотя улыбалась девушка вяло и, казалось, с каким-то усилием, будто ее губы удерживаются на месте невидимыми хирургическими стежками, доставляющими при улыбке нестерпимую боль. Никто и не догадывался, что такой жалкий облик мисс Форестье был ею продуман давно, и пока такая версия образа невзрачной медсестры, прислуги и продавщицы устраивал Полин. Впрочем, самое странное и удивительное состояло в том, что в салоне у нее появилось достаточно много клиенток, которые стремились консультироваться именно у нее, игнорируя красавиц Камиллу и Линду. Правда, надо заметить, все эти покупательницы совсем не отличались привлекательностью, но главное, что они оставляли в магазине немалые деньги, а этот фактор не замедлил отразиться и на финансовом благополучии мисс Форестье. Поэтому Полин сделала вывод, что с хосписом пора закругляться. Она уже предупредила администрацию больницы о своем скором уходе, но там восприняли эту новость с еле скрываемым облегчением! А ведь хоспис очень нуждался в сотрудниках! Но над этими странностями девушка не стала задумываться: в жизни есть более интересные темы для размышлений.

Скоро наступит время, когда все изменится. Пока она обладает безликостью, но ведь на ней можно «нарисовать» любое лицо. Свое превращение в красавицу Полин оставила на потом, когда будет по-настоящему богата. Хотя и сейчас девушка вела ту жизнь, которая ей нравилась, правда, иногда некоторые особи вызывали у нее глухое раздражение и странный коктейль других чувств и эмоций: ненависти, презрения, злобы, зависти… Тем не менее она считала себя счастливым человеком. Просто представления о счастье у мисс Форестье были достаточно специфические. Все то, что было у нее на данный момент жизни, ее вполне устраивало. И если Полин и мечтала о чем-то другом, то просто считала, что для этого еще не пришло время. А ждать она умела и была благодарна судьбе, которая, видимо, неспроста подарила ей здравый смысл, обделив одним из основных человеческих инстинктов. Хотя Полин была рада, что может пренебречь своим либидо в силу его незначительного присутствия в своих потребностях. Нет желания – нет проблемы!