— С вашим экстримом посеяла бусики, — она сноровисто развязала верёвочки и высыпала на ладонь горсть больших перламутровых шариков синего, зелёного и оранжевого цветов. Наверно, это были её любимые.

— Была бы в юбке — посеяла бы другое. — Грим явно не собирался изображать джентльмена.

— Ну это уже перебор, коллега… — поморщился Наван.

Рина гордо взглянула на него, а потом как-то понимающе улыбнулась.

— Ну, я пошла, что ли? — она вернула бусины в мешочек. — Вы меня зовите, если что, киношные создания. Похоже, у вас тут весело. Ищите в соцсетях. Пока!

— Хорошо, ладно, обязательно, — вполне убедительно заверял её Сайлас, а у самого на лице было написано большими буквами, что он не верит ей и знает, что она не верит про киношников…

Рина сообразила это, мигом прошмыгнула между Наваном и Гримом, обдав их запахами шерсти и корицы, резко повернула голову к магу, подмигнула, окатив колдуна каштаново-рыжей волной волос. Наван проводил её фирменной лучезарной улыбкой. Грим стоял столбом, скрестив на груди руки и сжав зубы.

Пашка с Сайласом направились в замок первые, Наван за ними с фразой: «А до киношников мы не додумались. Идеальное же прикрытие!» За ними заспешила Тель с просьбой рассказать ей, наконец, что такое «кино».

Грим дождался, пока все войдут, и обернулся на лес. Девичья фигурка махнула ему рукой, он отвернулся, сплюнул сквозь зубы и тоже удалился в замок.

День выдался слишком долгим и насыщенным. После ужина все шустро расползлись спать, дав Тель задание найти «блудного Шина» и предупредить, чтобы в замок пока не возвращался и вообще ни во что, по возможности, не вляпывался. Она с трудом преодолевала желание провалиться в свой сон и спокойно отдохнуть. Демон, кома, теперь эльф — она чувствовала себя солдатом на строевой подготовке, вынужденным весь день исполнять команду «упал-отжался». Три «контактных сна» за сутки без амулета — это тяжело. Но неужели она позволит себе потерять форму Ближней Шестой…

Пустыня. Сайлас выбирается из-под песка, легко идёт по острию бархана. Научился контролировать демона?

Замок, комната Навана. Маг с молоденькой черноволосой девушкой: большие глаза, тонкие черты лица — на белку похожа. Он укутывает её по-отечески и выходит на цыпочках.

Лес, рыжая девчонка Рина. Грим гонится за ней, почему-то на четырёх конечностях. Ярость, азарт и странный дурман… Она смеётся.

«Какие же у вас вех громкие сны! Прячем мысли и тайны друг от друга, и с каждым днём это всё сложнее, поэтому потаённое вырывается в сны…»

…Маленькая комната. Была бы уютная, если бы не живая темнота. Камин больше похож не на огонь, а на изображение яркими красками. Возле очага стоит кресло-качалка, в нем укутанная в чёрные лохмотья фигура сноровисто вяжет, большой клубок катается под её ногами.

По другую сторону камина — что-то, похожее на вертикальную вешалку, нагруженную одеждой. Приглядевшись, Тель поняла, что это статуя девушки: пластиковая и в одежде. Кажется, их называют «маникюрами»… или как-то похоже.

В кресле сидит вполне миловидная старушка, одетая в лохмотья, быстро водит крючком. На колени и пол падают небольшие игрушки — два соединённых шарика и лапки — чёрные шерстяные паучки. Они мигом оживают и шныряют в темноту. Из-за спины Тель доносится хищное шипение, и хозяин сна появляется в круге света. Длинные белые волосы, чёрные пряди по вискам, алые, злые в свете камина, глаза — эльф в бешенстве пытается откидывать вязаных паучков от пластиковой статуи, хватает их, начинает распускать одного за другим. Но старушка вяжет быстрее, под уже заполняется «игрушками». Нитки от распущенных снова змейками ползут к клубку и наворачиваются, де давая ему закончиться…

Тель помочь не может — это не её сон, она — лишь гостья.

— Шин… — Не отзывается. — Тёмный вин'эсс Лорешинад!

На миг он отвлёкся и оказался в окружении пауков уже по щиколотку.

— Я только хотела сказать, чтобы ты не приходил сейчас в замок. Слышишь, не возвращайся пока, тебя ищут местные власти, вернее, «стражники». И в городах лучше пока не появляйся, понимаешь?

— Я слышу, серая Шестая… И я ещё не могу вернуться… И не хочу…

Старушка в кресле недовольно обернулась на девушку («Это же сон эльфа, почему она меня видит?»), залаяла по-собачьи, резко умолкла и продолжила занятие.

Эльф крутился волчком, отбивая пауков от статуи, а Тель беспомощно смотрела на его потуги.

«Раз он её защищает, значит это живая девушка, которая ему не безразлична… Или память о живой. Может, это светлая эльфийка, бывшая хозяйка меча?.. Нет, всё-таки она из Разных, судя по фигуре…»

— Почему ты защищаешь эту девушку? — крикнула Тель, и старуха зарычала через плечо.

— Я… люблю её!

— Так разреши ей помочь тебе! Это же твой сон! А ты её запер, как маленькую, и пытаешься в одиночку защищать. Пусть поможет!

Лорешинад заметно прибавил темп.

— Нет, она устанет, она поранится, она испугается, я не могу…

При этих словах статуя становилась всё более прозрачной: тонкое дерево, тонкий фарфор, стекло, хрусталь…

— Позволь ей! — испугалась Тель. — Это всего лишь сон!

Шин молча взглянул на неё, обернулся на свою девушку, обнял, шепнул что-то. Статуя начала вовсе таять под ворохом одежды, уменьшилась до маленького комочка. Эльф вытащил из груды одежды и пауков пушистого рассерженного рысёнка, который волок в когтях и бешено кусал клубок в половину его собственной величины. Лорешинад поднял его на каминную полку вместе с клубком, а сам продолжил сражаться с пребывающими вязаными игрушками.