Пока я, напрочь забыв о вежливости, все глаза пялился на такое чудо, человек снисходительно позволял себя рассматривать, такая реакция для него явно была не в новинку.

– Как тебя зовут, юный пилот?
– я вздрогнул, словно вдруг заговорила картина. Или статуя.

– А! Я Дэй, - и всерьёз задумался, стоит ли протягивать руку.

– А я Эмбер, - собеседник избавил меня от затруднений, стиснув мою ладонь. Рукопожатие оказалось не по-женски сильным, - Наверное, не всех тут ещё знаешь?

– Ага, - я покосился в сторону квартиры Аннабель, - Только что с некоторыми, кхм, познакомился.

– Привыкнешь, - обнадёжили меня, - Ладно, бывай. Ещё на празднике увидимся, да и вообще.

– Эмбер, - окликнул я, стоя на последней ступеньке лестницы, - А ты чем занимаешься?

Он (проклятье, я не знаю, как называть это существо) обернулся.

– Я рисую. Ну и играю в пьесах иногда.

Эмбер. Кто бы ещё подсказал, склоняется это имя или нет?

Жених с невестой мне очень понравились. Никогда раньше не доводилось бывать ни на свадьбах, ни на помолвках, и я ожидал, что будет много пафоса, замшелые рифмованные пожелания из Божественных Книг, всякие предсвадебные поучения, велящие женщине быть покорной мужчине, а мужчине следить за репутацией своей жены, но обошлось без этого. Парня и девушку провели через символические семь ворот к божественному престолу, у которого они в день свадьбы будут произносить свои клятвы. "Воротами" служили выстроившиеся парами гости, чьи вскинутые вверх руки образовали семь арок. На этом обрядовая часть кончилась.

К своему неудовольствию, за столом я оказался рядом с Аннабель. Да, с другой стороны сидел Конрад, но меня это мало утешало. Блондинка, впрочем, никаких комментариев на мой счёт не отпускала, произносила тосты, просила кого-то из парней налить ей вина, болтала с сидящей напротив неё подружкой, но периодически я ловил на себе насмешливые взгляды. Ну вот далась ей моя персона, а. Подумаешь, без разрешения вошёл. Здесь все так делают.

Чтобы отвлечься, я стал смотреть на невесту. Ух ты, южанка. Только, в отличие от меня, каноническая, черноглазая, с целым ворохом иссиня-чёрных кудрей, круглой мордашкой и чуть вздёрнутым носом. Везёт ей, на неё так не пялятся. Парень же оказался ярко-рыжим, как листва ранней осенью, и настолько высоким, что подруга рядом с ним выглядела удивительно маленькой и хрупкой. Кто-то тут же пошутил, что пламени рядом с углём самое место, уж что-что, а зажечь сумеет. Шутка, хоть и несколько двусмысленная, была принята парочкой благосклонно. Потом какой-то бородатый мужчина сказал тост, а потом вдруг с бокалом в руке поднялся Эмбер.

– Тут за Рика и Элоизу уже многие пили, и желали им много хорошего. Мне бы хотелось выпить за всех нас. За то, чтобы мы никогда не останавливались. За то, чтобы у нас всегда была дорога. Либо путь в прямом смысле, либо творческий рост, либо путешествие внутрь себя. И чтобы впереди оставалось ещё много-много дорог, - Эмбер лихо, по-мужски опрокинул бокал, осушив его до дна.

Потом жениху кто-то принёс гитару, и вот тут я забыл и о выпивке, и о странностях Эмбера. Под такую музыку не танцуют, её слушают. В неё падают, как в небо. Он пел о крыльях, которые есть у всех, и о лабиринте холодных улиц. О бессмертии, сжимающем горло петлёй одиночества. О любви юного шута и гордой королевы, что жили так давно, что самую память от них время стёрло с пергаментных свитков. До сих пор жалею, что не записал слова. Голоса у меня никакого, за гитару моими руками браться - преступление, но такое нужно сохранять. Обязательно. Без таких вещей мир что-то теряет.

В общем, очнулся я только с последним аккордом и с ощущением странной потери. С мыслью, что так– рвущиеся в небо мелодии, подсвеченный закатным солнцем старый дом, горечь от вина на губах - уже не будет. И сдохнуть захотелось на этом самом месте, чтоб до конца времён всё это удержать, не отпуская. Раствориться в закатных красках и увидеть, как шут протягивает королеве оброненную розу, предвестницу их грядущей любви и смерти...

– Идём, - Мередит положила мне руку на плечо, - Мне нужна твоя помощь.

Посуду мыли сообща. Мередит, я, Криста с первого этажа и Аннабель, которая с какого-то перепугу тоже решила припереться. В кухне, между прочим, и так тесно. Мыли всё, что унесли со стола, не деля на своё и чужое. Разбирать будут завтра с утра. Хотя, судя по той истории с бокалами, сильно торопиться никто не станет. Ну вот, опять. Бокалы. Аннабель. Вот она, стоит в углу, протирая полотенцем чистые тарелки.

Женщины радовались за Элоизу, обсуждали, как лучше отпраздновать свадьбу, вспоминали какие-то давние истории. Неожиданно слух выцепил знакомое имя, и я, отставив в сторону графин, задал давно интересовавший меня вопрос.

– А Эмбер - это парень или девушка?

Кухню сотряс громовой хохот. Потом Мередит, давясь смехом, произнесла:

– Сами хотели бы знать.

Парень, притворяющийся девушкой, девушка, притворяющаяся парнем...

– Зачем?
– все непонимающе воззрились на меня, и я пояснил, - Зачем скрывать свой пол?

– Да мало ли. Чтоб не приставали. Чтоб не судили о твоей работе по тому, мужчина ты или женщина. Чтоб не оценивали твою внешность по типичным для каждого пола параметрам. Что ты к человеку привязался?

– Но это же столько труда каждый день, - я честно пытался понять, - Одежду подбирать закрытую. За речью следить, чтоб случайно себя в мужском или женском роде не назвать. А что с голосом делать?

– Кстати, не настолько сложно при подходящей внешности, - авторитетно заявила белокурая Аннабель, - Например, из тебя при наличии грима и фантазии вполне можно сделать милую девушку. Кожа гладкая, фигурка стройная. Распустить волосы, накрасить глаза и губы, сшить свободное платье. Но через два года уже не покатит. Так что на Духову Ночь можем попробовать.