Шрифт:
— О, конечно! Я к этому… красивому юноше несправедлив!
— Но не более того! Они с отцом практически не общаются. Дарио живет в Риме, разве ты не знаешь?
— Город любви. Твоя мама от него без ума. Именно поэтому Дарио переселился туда много лет назад.
— Он без ума от моей мамы? Интересно!
— Что тут интересного? Банальный любовный треугольник, — Декьярро нервно передернул плечами.
— Это объясняет то, что ты выгнал Дамариса вон, едва его увидел. Очень сильна она, твоя любовь.
— И теперь ты станешь умолять меня вернуть твоего несостоявшегося жениха? — прищурился Декьярро.
— Вовсе нет. Это станет делать моя мама.
— Офелия! — изумился отец.
— Что, неправда? Слава Богу, она не слишком требовательна.
— Это еще почему? — подозрительно посмотрел на дочь Декьярро.
— Потому что ты делаешь все, что она хочет.
— И что ты об этом думаешь? — с опаской спросил он дочь.
Он начинал ее бояться. Когда в 18 лет девушка понимает о жизни такие вещи, она обладает достаточным здравым смыслом, чтобы мужчины падали к ее ногам, даже не подозревая об этом.
— Я думаю, что это очень удобно. Я себе найду точно такого же мужа. И он обязательно будет счастлив со мной. А как же иначе? — она саркастически усмехнулась.
— А ты ошибаешься по поводу Дамариса. Он — не посетитель тренажерного зала, он — его владелец. Не меньше.
— Посерьезнее-то дела не нашлось?
— Я предвидела, что ты осудишь его за это. Дамарис обещал мне открыть любое другое дело, которое меня устроит.
— Он что, влюблен в тебя?
— Вряд ли. Тебе не о чем беспокоиться. Я принадлежу только тебе! — она рассмеялась.
— Почему ты смеешься? — обиделся Декьярро.
— У тебя комплекс отца.
— Зачем тогда он хочет на тебе жениться? Что, нет других девушек?
— Мне 18, у меня богатые родители, я принадлежу к прослойке интеллигенции. По-моему, вполне достаточно аргументов.
— А ты его любишь?
— Не знаю. Еще не разобралась в своих чувствах к нему. Но, как разберусь, сообщу.
— Тут только два варианта: да или нет.
— Это верно. Но, скорее, нет, чем да.
— Почему же? Тебя не волнует его красота?
— Да, он чертовски красивый. Но я его совершенно не знаю. Как только он откроется мне с какой-то стороны, или покажется добрым, милым, скромным, вежливым, ревнивым… Словом, таким абсолютно сумасшедшим! Тогда — да, я соглашусь в него влюбиться прямо-таки по уши! Мне нравятся такие. Я могу идти?
— Да, конечно.
Офелия ушла.
— Деми — кошечка, — начал, было, Декьярро.
— Да, Кьярро — котик? — сладко улыбнулась жена.
— Ну, я же…
— Я прямо сейчас стану тебя уговаривать разрешить нашей дочери выйти замуж за этого таинственного парня.
— Я так и знал! — Декьярро чуть не плюнул с досады.
— Пойдем в нашу комнату, поговорим? — улыбалась Деми.
Она знала, что он не откажет.
— Ты все время пользуешься тем, что я тебя люблю! — обиделся Декьярро.
— Беру пример с тебя! … «воспользоваться-то по-настоящему не сумеет. — Как можно пользоваться любовью? — Очень просто. Я воспользуюсь твоей любовью, ты будешь от этого в полном восторге, обещаю!» И глаза твои, между прочим, сияли!
— Ты до каких пор будешь меня цитировать? — застонал он, протестуя.
— До тех самых, пока ты будешь так сексуально стонать и так мило возмущаться, — ответила Деметра, обнимая его за задницу.
— Ты… Я даже не могу это сказать!
— Сейчас я сексуальная, красивая, нежная, привлекательная… А ты нет! Ты глупый, смешной, милый, обиженный… Ну, обалдеть! Моя мечта!
— Я не согласен с твоим мнением…
— Что Офелия должна выйти замуж за сына Дарио? А ты забудь, что он — его сын. Выкинь это из головы!
— Не могу!
— Ты злопамятный, любимый, — она продолжала его обнимать.
— Я сдаюсь, — выдохнул он, подхватил ее на руки и отнес на постель.
Там она ласкала и целовала его так, что он умирал от страсти и любви. Но ни на минуту не забывал о том, что она преследует цель, которая ему неприятна.