Примирение между врагами произошло только тогда, когда Некрасов уже одной

ногой стоял в гробу.

Второй эпизод из жизни Тургенева, немало огорчавший его, относится к

тому же времени — литературное недоразумение с романистом-художником

Иваном Александровичем Гончаровым — не заслуживал бы и рассказа, если бы

не авторитетные имена обоих участников этого спора. Впрочем, мы ограничимся

только передачей третейского суда, потребованного Тургеневым, который во всем

этом деле усмотрел намерение объявить успех «Дворянского гнезда» и

«Накануне» приобретенным неправильно. Дело, без сомнения раздутое

услужливыми приятелями, заключалось в следующем. По возвращении из

кругосветного своего путешествия или даже и ранее того И. А. Гончаров прочел

некоторую часть изготовленного им романа «Обрыв» Тургеневу и рассказал ему

содержание этого произведения. При появлении «Дворянского гнезда» Тургенев

был удивлен, услыхав, что автор романа, который впоследствии явился под

заглавием «Обрыв», находит поразительное сходство сюжетов между романом и

его собственным замыслом, что он и выразил Тургеневу лично. Тургенев в ответ

на это, согласно с указанием И. А. Гончарова, выключил из своего романа одно

место, напоминавшее какую-то подробность — и «я успокоился»,— прибавляет

И. А. Гончаров в объяснительном письме к Тургеневу. С появлением «Накануне»

произошло то же самое. Прочитав страниц 30 или 40 из романа, как говорится в

письме И. А. к Тургеневу от 3 марта 1860 года, он выражает сочувствие автору:

«Мне очень весело признать в вас смелого и колоссального артиста».— говорит

он, но вместе с тем письмо заключало в себе и следующее:

«Как в человеке ценю в вас одну благородную черту — это то радушие и

снисходительность, пристальное внимание, с которым вы выслушиваете

309

сочинения других, и, между прочим, недавно выслушали и расхвалили мой

ничтожный отрывок все из того же романа, который был вам рассказан уже давно, в программе». Вслед за письмом стали распространяться и расти в Петербурге

слухи, что оба романа Тургенева суть не более как плагиат неизданной повести

Ивана Александровича. Эти слухи, разумеется, скоро дошли до обоих авторов, и

на этот раз Тургенев потребовал третейского суда. И. А. Гончаров соглашался

подчиниться приговору такого суда на одном условии, чтобы суд не обратился к

следственной процедуре, так как в последнем случае юридических доказательств

не существует ни у одной из обеих сторон, и чтобы судьи выразили свое мнение

только по вопросу, признают ли они за ним, Гончаровым, право на сомнение, которое может зародиться и от внешнего, поверхностного сходства произведений

и помешать автору свободно разработывать свой роман. На одно замечание

Тургенева Гончаров отвечал с достоинством: «На ваше предположение, что меня

беспокоят ваши успехи — позвольте улыбнуться, и только». Эксперты, после

выбора их, собрались наконец 29 марта 1860 в квартире И. А. Гончарова — это

были: С. С. Дудышкин, А. В. Дружинин и П. В. Анненков — люди,

сочувствовавшие одинаково обеим сторонам и ничего так не желавшие, как

уничтожить и самый предлог к нарушению добрых отношений между лицами, имевшими одинаковое право на уважение к их авторитетному имени. После

изложения дела, обмена добавлений сторонами замечания экспертов все

сводились к одному знаменателю. Произведения Тургенева и Гончарова как

возникшие на одной и той же русской почве должны были тем самым иметь

несколько схожих положений, случайно совпадать в некоторых мыслях и

выражениях, что оправдывает и извиняет обе стороны. И. А. Гончаров, казалось, остался доволен этим решением экспертов. Не то, однако же, случилось с

Тургеневым. Лицо его покрылось болезненной бледностью; он пересел на кресло

и дрожащим от волнения голосом произнес следующее. Я помню каждое его

слово, как и выражение его физиономии, ибо никогда не видел его в таком

возбужденном состоянии. «Дело наше с вами, Иван Александрович, теперь

кончено; но я позволю себе прибавить к нему одно последнее слово. Дружеские