Эти приказанія отдавалъ сержантъ подъ черными, закоптлыми сводами Мункгольмской гауптвахты, находившейся въ низкой башн, высившейся надъ главными воротами крпости.

Солдаты, къ которымъ онъ обращался, бросали игру или поднимались съ коекъ, спша исполнить приказанія, и на гауптвахт водворилась тишина.

Черезъ минуту мрный плескъ веселъ послышался со стороны залива.

— Ну, должно быть это капитанъ Диспольсенъ, — пробормоталъ сержантъ, открывая маленькое ршетчатое окошко, выходившее на заливъ.

Лодка дствительно причалила къ желзнымъ воротамъ крпости.

— Кто тамъ? — окликнулъ сержантъ хриплымъ голосомъ.

— Отвори! — былъ отвтъ: — Миръ и безопасность.

— Входъ воспрещенъ: есть ли у васъ пропускъ?

— Есть.

— А вотъ посмотримъ. Если же вы налгали, клянусь всми святыми, я заставлю васъ отвдать воды залива.

Затмъ отвернувшись и закрывъ окошко, онъ прибавилъ:

— Однако это не капитанъ!

Свтъ блеснулъ за желзными воротами; ржавые запоры заскрипли, засовы были подняты и пріотворивъ калитку, сержантъ принялся разсматривать пергаментъ, предъявленный ему вновь прибывшимъ.

— Проходите, — проговорилъ онъ: — позвольте, впрочемъ, — прибавилъ онъ поспшно: — вамъ надо оставить здсь брильянтовую пряжку вашей шляпы, такъ какъ въ государственныя тюрьмы нельзя входить съ драгоцнными украшеніями. Въ регламент ясно сказано, что только «король и члены королевской фамиліи, вице-король и члены его фамиліи, епископъ и командиры гарнизона исключаются изъ этого правила». Вы наврно не обладаете ни однимъ изъ этихъ титуловъ?

Молодой человкъ безъ возраженій отстегнулъ пряжку и кинулъ ее вмсто платы рыбаку, который доставилъ его къ крпости. Лодочникъ, опасаясь, чтобы онъ не раскаялся въ своей щедрости, поспшилъ широкимъ пространствомъ моря отдлить благодяніе отъ благодтеля.

Между тмъ какъ сержантъ, ворча на неблагоразуміе правительства, злоупотребляющаго правомъ входа въ государственныя тюрьмы, задвигалъ тяжелые засовы и мрный стукъ его ботфортъ раздавался на ступеняхъ лстницы, ведшей на гауптвахту, молодой человкъ, перекинувъ плащъ черезъ плечо, быстрыми шагами прошелъ подъ черными сводами низкой башни, миновалъ длинный плацъ-парадъ и артиллерійскій паркъ, гд находилось нсколько старыхъ негодныхъ кулевринъ [3] , которыя можно видть теперь въ Копенгагенскомъ музе. Предупрежденный окликомъ часоваго, онъ подошлъ къ подъемной ршетк, которая поднята была для осмотра его пропуска.

Отсюда, въ сопровожденіи солдата, онъ ни минуты не задумываясь и какъ бы хорошо знакомый съ мстностью, направился по діагонали одного изъ четырехъ квадратныхъ дворовъ, примыкавшихъ по бокамъ къ главному круглому двору, посреди котораго высилась обширная и круглая скала съ башней подъ названіемъ Замка Шлезвигскаго Льва и гд заключенъ былъ своимъ братомъ Рольфомъ-Карликомъ герцогъ Шлезвигскій, Джоатамъ Левъ.

Мы не станемъ описывать здсь Мункгольмской башни, тм боле, что читатель, заключенный въ государственную тюрьму, пожалуй станетъ опасаться, что оттуда нельзя спастись черезъ садъ. Опасеніе напрасное, такъ какъ замокъ Шлезвигскаго Льва, назначенный для высоко поставленныхъ узниковъ, между прочими удобствами доставлялъ имъ возможность прогуливаться въ довольно обширномъ запущенномъ саду, гд среди скалъ вокругъ высокой тюрьмы и въ оград крпостныхъ стнъ росли кусты остролиста, нсколько старыхъ тиссовъ и черныхъ сосенъ.

Поровнявшись съ подошвой круглой скалы, молодой человкъ взошелъ по грубо вырубленнымъ въ ней ступенямъ, которыя вели къ одной изъ башенъ ограды, служившей входомъ въ центральное зданіе. Тутъ онъ громко затрубилъ въ мдный рогъ, полученный имъ у часоваго опускной ршетки.

— Отворите, отворите! — съ живостью закричалъ голосъ изнутри. — Это наврно окаянный капитанъ!..

Дверь отворилась в вновь прибывшій, войдя въ плохо освщенную комнату готической архитектуры, примтилъ молодого офицера, небрежно развалившагося на груд плащей и оленьихъ шкуръ, близъ одного изъ тхъ ночниковъ съ тремя рожками, которые наши предки подвшивали къ розеткамъ потолка, но который въ эту минуту стоялъ на полу. Богатство и изысканная роскошь его костюма составляли разительный контрастъ съ голыми стнами и топорной мебелью комнаты.

Не выпуская книги изъ рукъ, онъ полуобернулся къ вошедшему.

— Это вы, капитанъ? Добро пожаловать! Безъ сомннія вы не предполагали, что заставляете ждать человка, не имющаго чести васъ знать, но мы скоро познакомимся поближе, не правда ли? На первыхъ порахъ дозвольте мн выразить вамъ мое искреннее сожалніе, что вы вернулись въ этотъ гостепріимный замокъ. За тотъ недолгій промежутокъ времени, который я провелъ здсь, я сдлался такъ же веселъ, какъ и сова, прибитая вмсто пугала къ воротамъ башни. Клянусь дьяволомъ, когда я вернусь въ Копенгагенъ на свадьбу моей сестры, и четыре дамы изъ цлой сотни не признаютъ меня! Скажите, пожалуйста, не вышли ли изъ моды банты изъ красныхъ лентъ у подола кафтана? Не переведено ли какихъ нибудь новыхъ романовъ этой француженки, мадмуазель Скюдери? У меня теперь ея Клелія, которою наврно еще зачитываются въ Копенгаген. Теперь, когда я томлюсь вдали отъ столькихъ прелестныхъ глазокъ, эта книга мое единственное утшеніе… потому что какъ ни хороши глазки нашей узницы, — вы знаете о комъ я говорю — они ничего не говорятъ моему сердцу. Ахъ! ужъ эти порученія родителя!.. Сказать по секрету, капитанъ, мой отецъ — пусть это останется между нами — поручалъ мн… понимаете… приволокнуться за дочерью Шумахера. Но вс старанія мои пошли прахомъ: это не женщина, а прекрасная статуя; она плачетъ по цлымъ днямъ и не обращаетъ на меня ни малйшаго вниманія.

Молодой человкъ, не имвшій до сихъ поръ случая прервать болтовню словоохотливаго офицера, вскрикнулъ отъ удивленія.

— Что? Что вы сказали? Вамъ поручили обольстить дочь несчастнаго Шумахера?

— Обольстить! Пожалуй, если теперь такъ выражаются въ Копенгаген, но тутъ самъ дьяволъ спасуетъ. Представьте себ, позавчера, находясь на дежурств, я спеціально для нея надлъ роскошныя французскія брыжи, полученныя мною прямо изъ Парижа; ну и что-жъ бы вы думали, она ни разу не взглянула на меня, не смотря на то, что я раза три или четыре проходилъ чрезъ ея комнату, брянча новыми шпорами, колесцо которыхъ будетъ пошире ломбардскаго червонца. Это вдь самый новйшій фасонъ, не правда-ли?