Кажется, есть слишкомъ серьезныя основанія усумниться въ польз «зубренія законца» младенцами и юношами, мальчиками и двочками, и сознать, что наша установившаяся система преподаванія закона Божія страдаетъ глубокими внутренными недостатками.

Если столяры и сапожники нердко длаютъ изъ своихъ учениковъ дльныхъ мастеровъ, помощью колотушекъ и дранья волосъ, никогда не совтуясь съ ихъ собственною волею и вкусами, ломая ихъ поперекъ, въ случа сопротивленія, то не нужно забывать, что тутъ дло идетъ не о внутреннемъ развитіи духа, а o механической сноровк рукъ, которая пріобртается однимъ частымъ упражненіемъ, будетъ ли оно добровольное или насильственное, — все равно. Но религіозное настроеніе человка, но нравственныя стремленія его можно вызвать только единственнымъ путемъ воздйствія на свободную душу человка, возбудивъ искреннюю жизнь его сердца.

Отвты уроковъ, баллы, наказанія, переводы изъ класса въ классъ, выдача дипломовъ и признаніе служебныхъ правъ, — все это средства вншняго принужденія и насилія, совершенно чуждыя цлямъ и интересамъ религіозной нравственности, препятствующія, но не способствующія ей, искажающія ея характеръ и убивающія ея будущность.

Если ученіе закону Божію должно происходить путемъ устрашенія и взысканія, то въ такомъ случа вообще слдовало бы всхъ врующихъ сгонять въ церкви по приказамъ власти, подвергать отвтственности отсутствующихъ и предписать каждому молящемуся обязательное число крестныхъ знаменій, вздоховъ и колнопреклоненій. Во многихъ учебныхъ заведеніяхъ почти уже достигли этой механизація религіозныхъ упражненій, и посщеніе воспитанниками церкви, какъ по пріемамъ, такъ и по связаннымъ съ нимъ требованіямъ, весьма мало отличается отъ упражненій въ маршировк и военныхъ артикулахъ всякаго рода. По нашему мннію, это низведеніе религіи до степени какой нибудь географіи или французскаго языка и примненіе къ ея изученію всхъ мръ, употребляемыхъ при обязательномъ изученіи наукъ, искуствъ и ремеслъ, эта замна свободныхъ влеченій души человческой къ Божеству принудительными церковными парадами, — убиваетъ религію въ самомъ корн, и притомъ гораздо врне, чмъ всякій атеизмъ, всякое свободомысліе философовъ. Можно ли удивляться, что наше общество совершенно лишено религіознаго чувства, когда все воспитаніе нашего дтства и юношества, съ какихъ уже поръ основано на систем лицемрія и насильственности въ самыхъ глубокихъ вопросахъ сердца и духа.

Казенный характеръ религіи въ воспитаніи дтей невольно отражается и на позднйшихъ отношеніяхъ къ ней взрослыхъ людей. И тамъ религія продолжаетъ только стснять человка извстными формальными требованіями, какъ своего рода административное вдомство, необходимое при рожденіяхъ, женитьбахъ и даже смерти.

Посл вопроса: «какъ васъ зовутъ?» судъ обязанъ предложить вопросъ: «бываешь ли у исповди и причастія?»

Безъ исповди и причастія, человкъ можетъ быть устраненъ отъ свидтельскихъ показаній. Безъ исповди и причастія человка не станутъ внчать. Безъ исповди и причастія человка не станутъ терпть на служб.

Я понимаю, что безъ исповди и причастія человкъ можетъ быть исключенъ изъ союза врующихъ, изъ своей церкви. Но допустить вмшательство въ этотъ вопросъ сердечныхъ врованій гражданскаго судью или административнаго начальника, это значитъ, религію обратить въ казенную службу, Бога замнить чиновникомъ.

Наше духовенство, пріученное держаться въ преподаваніи и въ своихъ отношеніяхъ къ юношеству на почв формальныхъ требованій, остается такимъ и относительно взрослаго общества.

У насъ священникъ немыслимъ какъ наставникъ, совтникъ и утшитель семьи въ ея затрудненіяхъ и гор, и вообще во всхъ случаяхъ ея внутренней духовной жизни, какимъ несомннно являются священники многихъ другихъ европейскихъ обществъ. Это понятно потому, что само духовенство наше лишено религіозно-нравственнаго воспитанія, а получаетъ такое же формальное знакомство съ истинами вры и всмъ вообще міромъ религіи, Какое получаетъ въ боле слабой степени наше свтское юношество.

Кому нечего дать, тому нечмъ длиться съ другими. Укоренившееся неуваженіе нашего общества съ духовному сословію, униженное и безвліятельное положеніе его, совершенно объясняются этимъ направленіемъ дятельности и этимъ характеромъ воспитанія нашихъ священниковъ. Они являются не пастырями душъ, не учителями народа, а мелкими чиновниками церковнаго вдомства, въ услуг которыхъ неособенно нуждается властное сословіе дворянъ и бюрократіи, но которые, подобно становымъ приставамъ и волостнымъ старшинамъ, могутъ держать въ нкоторой зависимости мелкій деревенскій людъ и извстнымъ образомъ эксплуатировать его въ свою пользу.

Такое положеніе вещей не должно быть и не можетъ быть терпимо, и мн кажется, что духовенству, боле чмъ кому нибудь, слдуетъ освтить этотъ вопросъ съ самою широкою откровенностью, чтобы приложить затмъ энергическія усилія къ своему нравственному возрожденію.

Продолжать же наше лицемрно-благоговйное молчаніе относительно такого кореннаго вопроса народной будущности — все равно, что идти въ пропасть съ завязавными глазами. Европа и Америка, кажется, ясно доказываютъ намъ, что новое время вызываетъ изъ ндръ обществъ такія грозныя, до сихъ поръ дремавшія въ немъ стихіи себялюбія и жадности, которыя разорвутъ въ клочки, растащатъ по косточкамъ весь выработанный вками нравственный міръ нашъ, если не встртятъ могущаго противовса въ другихъ, боле человчныхъ, боле общественныхъ началахъ нашей жизни, популярнымъ выраженіемъ которыхъ служитъ система христіанской нравственности.

Мы уже испытали въ два послдніе года, до степени какого зврства и полнаго уничтоженія человчества доходятъ инстинкты озлобленнаго себялюбія, когда они работаютъ въ сред, недающей имъ отпора въ твердо установленныхъ привычкахъ и убжденіяхъ религіозно-нравственной жизни.

При отсутствіи этихъ истинныхъ консервативныхъ началъ, въ благородномъ смысл этого слова, сила, самая ничтожная по размрамъ и самаго низшаго разбора по своему качеству, можетъ, какъ показалъ опытъ, принимать видъ чего-то грознаго и непобдимаго.

Но эта мнимая грозность и непобдимость, въ сущности, есть только наша собственная нравственная ничтожность, наша неспособность дать отпоръ чему бы то ни было, что само заявляетъ себя силою и беретъ на себя руководство нашими судьбами и нашею волею.

Въ подобной нравственной простот возможны самыя дикія, самыя невообразимыя явленія, разъ только нарушается рутина патріархальныхъ привыченъ и взглядовъ и личность человка пріобртаетъ смлость почина, которою она не пользовалась прежде.

Общество, безъ органическихъ нравственныхъ уставовъ, лишенное внутри себя твердой духовной структуры, есть страдательная масса, подобная водамъ моря или горамъ песку, которыми можетъ по произволу ворочать то одинъ, то другой втеръ. Движенія этихъ массъ могутъ быть ужасны, ничмъ неотвратимы, но он всегда безсмысленны и почти всегда гибельны.