Егерь гордо посмотрлъ на охотника и съ презрительной улыбкой покачалъ головой.

— Нтъ, со штуками я не могу обучать, — далъ онъ отвтъ.

— Отчего? А еще хвастался, что какой-то знаменитый егерь!

— Сорокъ пять лтъ егеремъ. Тридцать одинъ годъ господину Расколову выслужилъ. Спросите старинныхъ охотниковъ — вс Холоднова знаютъ. Да вотъ графъ Алексй Павловичъ Захаринъ. Впрочемъ, нтъ… этотъ старичекъ уже померши. Ну, вотъ еще генералъ Панталыковъ. Этотъ должно быть еще живъ, хоть ужъ и древній старичекъ. А то ихъ сіятельство Петръ Львовичъ Устимовичъ… Этотъ тоже, надо статься, живъ. Они помнятъ Расколовскую охоту, помнятъ и егеря Холоднова. Они вс скажутъ, какой я егерь.

— Такъ отчего-же ты со штуками пса не хочешь обучить?

— Оттого, ваша милость, что я не умю. Я знаю охотничью собачью науку, знаю такъ собаку обучить, чтобъ она стойку длала, для охоты была пригодна, а штуки разныя, чтобы трель собак пть и въ колокольчикъ зубами звониться, для охоты не требуются. Зачмъ для охоты такая собачья музыка!

— Да просто для удовольствія. Вотъ гости придутъ — я сейчасъ и покажу имъ, какія штуки моя собака выдлываетъ, — старался пояснить охотникъ.

— Тогда вы вашу собаку акробату въ циркъ отдайте, а не егерю, — стоялъ на своемъ егерь. — Акробатъ акробатство знаетъ, онъ этому самому первый специвалистъ — вотъ онъ и собаку акробатству обучитъ. А егерь — нтъ… Егерь не для того существуетъ, чтобъ собакъ въ колокольчики звониться пріучать. Нтъ… Насчетъ этого ужъ увольте.

Въ голос егеря ясно звучала обидчивость. Охотникъ пристально посмотрлъ на него и спросилъ:

— Съ чего ты обидлся-то?

— Позвольте… Да какъ-же не обидться-то? Я егерь, настоящій прирожденный егерь, первымъ господамъ на охот служилъ, а вы вдругъ хотите, чтобы я акробатскимъ штукамъ собаку училъ.

— Ничего тутъ нтъ обиднаго.

— Да какъ-же не обидно-то, помилуйте! Вдь вотъ вы теперича купецъ и специвалистъ, чтобы въ лавк торговать, а вдругъ я вамъ скажу: или помойную яму выгребать. Нешто это вамъ не обидно будетъ?

— Ну, какое-же тутъ сравненіе! Это совсмъ другая вещь.

— Нтъ, сударь, какъ возможно! Совсмъ тоже самое. Зачмъ я буду супротивъ своей специвальности? Надо вамъ собаку на настоящую точку для охоты поставить — я вамъ поставлю и собака будетъ шелковая, а чтобы въ колокольчики звониться — нтъ.

— Да ну тебя! — снисходительно проговорилъ охотникъ. — Поставь ужъ хоть для охоты-то…

— Для охоты могу, а чтобы собака трель пла увольте. Мало-ли какія штуки у иныхъ собаки выдлываютъ! У насъ вонъ здитъ адвокатъ, такъ у того собака по евонному приказанію водку съ блюдечка пьетъ и потомъ огурцомъ соленымъ закусываетъ

— Вотъ, вотъ… Объ этомъ тоже я давно воображалъ… Придутъ гости…

— Мало-ли что вы воображали, а только не охотничье это дло. Собаку я вамъ обучу охотницкому артикулу, а насчетъ прочаго увольте. Я егерь… Я…

— Да ладно, ладно. Слышу ужъ… Ну, что съ одного заладилъ! — перебилъ его- охотникъ.

Минутъ десять они шли молча и вышла на скошенные овсы. Виднлась ужъ деревня. Надъ скошенными овсами цлой тучей носились воробьи. Охотникъ долго слдилъ за ними взоромъ и наконецъ сказалъ егерю:

— Холодновъ! Я хочу воробьевъ пострлять.

— Гм… Стрляйте, — улыбнулся тотъ. — А только какая-же это, сударь, охота!

— Отчего-же? Та-же дичь. За-границей ихъ такъ дятъ, что въ лучшемъ вид… Да и не заграницей… Я самъ ихъ лъ. Для паштета, такъ первое дло.

— Не показанная она птица для ды — вотъ что. А есть такое желаніе, такъ стрляйте.

— Да конечно-же. Тутъ ужъ, братъ, безъ промаха. Однимъ зарядомъ можно штукъ десять положить. Пусть собака ихъ подниметъ. Трезоръ! Пиль! шершъ!

Собака бросилась въ овесъ. Воробьи взвились тучей. Охотникъ прицлился изъ ружья. Раздался выстрлъ и повалилось нсколько воробьевъ.

— Видишь, какъ удачно, — сказалъ охотникъ, весело улыбаясь.

Снисходительно, какъ-бы съ сожалніемъ улыбнулся и егерь.

— Подбирать будете? — спросилъ онъ охотника.

— Еще-бы. Я ихъ съ собой возьму. Все-таки домой явлюсь съ дичью. Дома у меня ихъ зажарятъ.

Охотникъ и егерь начали подбирать воробьевъ. Охотникъ свертывалъ имъ головы и клалъ въ яхташъ.

— Смяться будутъ домашніе-то ваши, когда съ воробьями домой прідете, — замтилъ егерь.

— Ну, вотъ! Что он, бабы, понимаютъ! Скажу имъ, что перепела. Такъ за перепеловъ и сойдутъ, далъ отвтъ охотникъ.

— На перепеловъ-то ужъ вовсе не похоже.

— Я теб говорю, что он ни уха ни рыла въ мелкой дичи не смыслятъ. Знаютъ глухаря, тетерку, рябчика, а чтобы насчетъ мелкопитающейся птицы — ни Боже мой.

Еще нсколько выстрловъ по воробьямъ и охотникъ съ наполовину наполненной сумкой направлялся къ деревн. Сзади шелъ егерь, крутилъ головой и улыбался.