— Совершенно справедливо, Антіохъ Захарычъ, — поддакнула Манефа Мартыновна.

— Врно-съ. Пойду дальше. За винтомъ хоть и спорятъ иногда другъ съ другомъ, но по моему…

Въ это время въ двери спальни щелкнулъ замокъ. Манефа Мартыновна слегка вздрогнула и взглянула на дверь. Остановилъ свою рчь и Іерихонскій. На порог появилась Соняша въ черномъ плать и съ темно-розовымъ бантомъ ли груди. Лицо ея было хмуро. Іерихонскій поднялся со стула и выпрямился во весь ростъ.

— Пожалуйста, представьте меня… — прошепталъ онъ Манеф Мартыновн.

— Вотъ позволь, Соняша, познакомить тебя съ У нашимъ сосдомъ Антіохомъ Захарычемъ, — робко начала Манефа Мартыновна, опасаясь, чтобы дочь не сказала что-нибудь дерзкое.

— Вашъ сосдъ Іерихонскій… — подхватилъ Іерихонскій, кланяясь.

Соняша закусила губку и, молча, протянула ему руку.

— Въ сущности мы вдь почти совсмъ знакомы, — продолжалъ онъ, стоя. — Я безчисленное множество разъ имлъ удовольствіе встрчаться съ вами на лстниц.

— Можетъ быть, но я не замчала васъ, — былъ отвтъ.

— Часто я также слышу, какъ вы изволите заниматься музыкой. У меня сквозь полъ все слышно, и я даже различаю мотивы. Знакомъ я, стало быть, и съ вашимъ музыкальнымъ талантомъ. Музыку я и самъ люблю.

— Не похоже. Зачмъ-же вы тогда претендовали, что я играю по вечерамъ? Вы прислали просить, чтобъ я не играла на піанино.

— О, это всего былъ одинъ разъ, кажется, Софья Николаевна, и я глубоко объ этомъ сожалю. Меня болзнь заставляла. Я простудился, занемогъ инфлуенцей, а потомъ долгое время страдалъ безсонницей. Всего одинъ разъ.

— Нтъ, два и даже, кажется, три.

— Опасаюсь, не распоряжалась-ли вмсто меня моя прислуга. Она такъ любитъ меня и бережетъ мой покой. А я, Софья Николаевна, врьте совсти, всего только одинъ разъ посылалъ, и то, когда у васъ была музыка въ соединеніи съ пніемъ. Помню, что какой-то басъ распвалъ.

— Это нашъ жилецъ, студентъ. У него прекрасный голосъ.

Разговоръ этотъ шелъ стоя. Манефа Мартыновна замтила это и сказала:

— Что-же вы стоите, Антіохъ Захарычъ… Пожалуйста садитесь.

— Вырости хочу, многоуважаемая Манефа Мартыновна… Хе-хе-хе… — дребезжащимъ смхомъ разсмялся Іерихонскій и показалъ прекрасные блые вставные зубы.

— Сядь, Соняша, и займи Антіоха Захарыча, — сказала дочери мать, вставая. — А я пойду распорядиться насчетъ чаю. Надо велть подать самоваръ и заварить чай.

— Тогда это лучше я сдлаю. А вы посидите и поговорите.

Соняша сдлала движеніе къ столовой.

— Нтъ, нтъ… Ты не знаешь… Ты лучше останься, а я распоряжусь… Мн нужно кое-что сказать Ненил, - проговорила мать, уходя изъ комнаты.

Соняша промолчала и сла съ кислой гримаской. Слъ и Іерихонскій, многозначительно крякнувъ.

— Слышалъ я, что вы, и помимо музыкальнаго таланта, изволите быть изукрашены и другимъ талантомъ, — началъ онъ, стараясь быть какъ можно боле любезнымъ, и при этомъ нсколько наклонилъ голову.

— Не понимаю, — отвчала Соняша, длая строгое лицо. — Это насчетъ чего? Отъ кого вы слышали?

— Слухомъ земля полнится, многоуважаемая Софья Николаевна. А мы съ вами ближайшіе сосди.

— Да что такое? Что такое?

— Насчетъ вашего таланта къ живописи. Я слышалъ о вашихъ удивительныхъ способностяхъ.

— Это вы отъ кухарокъ? Кухарки разглашаютъ. Да, я училась и люблю писать по фарфору.

— Но зачмъ-же непремнно отъ кухарокъ? — нсколько обиженнымъ тономъ произнесъ Іерихонскій. — Я и помимо кухарки слышалъ…

— Такъ отъ кого-же? Отъ кого? — приставала Соняша.

— Теперь не припомню хорошенько, но слышалъ. Слышалъ про художественно разрисованныя тарелки.

— Ахъ, вы про тарелки? Есть, есть… Да, я пишу на тарелкахъ, но и помимо тарелокъ я занимаюсь акварелью.

— Прекрасное занятіе для молодыхъ двушекъ. Откровенно говоря, это уже получше высшихъ женскихъ курсовъ будетъ, а особливо медицинскихъ.

— А я была и на курсахъ… — отвчала Соняша.

Іерихонскій оскся.

— Вы? — спросилъ онъ. — Но, надюсь, не на медицинскихъ?

— На педагогическихъ.

— Ну, это я еще допускаю, допускаю. Женщина уже по своей природ педагогичка, это, такъ сказать, ея назначеніе… Сама природа… Но медицина и сопряженное съ ней изученіе человческаго тла… Эта самая анатомія, разсмотрніе человческихъ внутренностей, изученіе костей скелета — прямо дло мужское. Предоставьте это мужчинамъ. Это ихъ удлъ. Женщина — это благоухающій цвтокъ… Да, цвтокъ… Поэтому и слдуетъ ее окружить тмъ, что присуще цвтку, его красот… Да-съ…