Іерихонскій ползъ въ карманъ, вынулъ оттуда конвертъ, извлекъ изъ него три новыя сотенныя бумажки и положилъ ихъ на столъ передъ Манефой Мартыновной.

— Ахъ, Антіохъ Захарычъ, какъ вы меня утшили! — заговорила та. — Какой вы предупредительный мужчина! А я такъ безпокоилась, что до полученія пенсіи еще далеко, жильцы тоже плохо платятъ. Прикопленнаго у меня пустяки, а между тмъ ршили торопиться со свадьбой. Зачмъ-же брезговать… Очень благодарны вамъ. Я передамъ Соняш — сейчасъ-же передамъ ей, какъ только она встанетъ. Это такъ кстати, такъ кстати намъ… А она при первомъ-же свиданіи сама отблагодаритъ васъ за вашу любезность. Еще разъ спасибо, большое спасибо.

И Манефа Мартыновна крпко пожала руку Іерихоискаго.

— Вечеромъ не премину быть у васъ, — сказалъ Іерихонскій и, схвативъ портфель, тотчасъ-же сталъ уходить.

Возставшая отъ сна и вышедшая въ столовую пить кофе Соняша все-таки поломалась, когда мать ея вручила ей триста рублей, принесенные Іерихонскимъ на подвнечные расходы.

— Зачмъ вы брали! Съ какой стати? Возвратите… отдайте обратно! Вдь это-же нищенство! — кричала она на мать. — Брать подачку… Вдь это-же прямо оскорбительно.

Манефа Мартыновна растерялась.

— Не знаю… Какое-же тутъ оскорбленіе, если отъ жениха?.. — говорила она. — Къ тому-же онъ отъ чистаго сердца… по своей доброт. Мы не клянчили, не просили, а онъ самъ. И, наконецъ, вдь подарки ты отъ него уже брала. Браслетъ… Кольцо… Такой-же подарокъ и это.

— Браслетъ и кольцо — вещи, а тутъ деньги… — противорчила Соняша. — Нтъ, надо отослать обратно.

— Если ты отошлешь, то на что-же ты сдлаешь себ подвнечное платье, купишь вуаль, блье, полусапожки? Наконецъ, теб какой-нибудь утренній пеньюаръ надо имть, визитное платье. А у меня денегъ нтъ. У меня всего только тридцать три рубля за душой, — старалась убдить дочь Манефа Мартыновна.

Соняша задумалась.

— Можно внчаться въ томъ, что имется. У меня есть блое кашемировое платье, — сказала она.

— Ты на смхъ говоришь, что-ли? Оно закоптлое, грязное, съ отрепаннымъ подоломъ и безъ шлейфа. Разв можно на него блые цвты наколоть? А полусапожки, а вуаль? А перчатки? Новую юбку исподнюю — тоже надо.

— Какая это все китайщина!

Соняша сдлала гримасу.

— Порядокъ… обычай… Съ волками жить, по волчьи выть. Кухарка внчается, такъ и та къ внцу себ новое платье шьетъ. Нельзя-же съ отрепаннымъ подоломъ… Вспомни, вдь ты за генерала выходишь замужъ. Нтъ, онъ окрылилъ меня, совсмъ окрылилъ этими тремя стами рублей… А то я и не знала-бы, что длать… — признавалась На. нефа Мартыновна.

— Я не знала, что у васъ такъ мало денегъ, — перемнила тонъ Соняша. — Куда-же вы ихъ двали? Вдь у васъ было больше семидесяти рублей накоплено?.. Вы ихъ берегли, чтобъ хать въ Кіевъ на богомолье… Семьдесятъ рублей, да если прибавить пенсію…

— Были да сплыли. Разв ты мн мало стоишь! Сапоги, перчатки, два раза на итальянскую оперу давала, одеколонъ, разныя притиранья. Бери деньги-то. Вдь триста рублей…

— Руки жгутъ такія деньги… — сказала съ глубокимъ вздохомъ Соняша, но деньги все-таки взяла.

Мать покосилась на нее и злобно проговорила:

— Добровольно данные триста рублей руки жгутъ, а сама у него вчера шарабанъ и лошадей требовала. Шарабанъ-то съ лошадьми, я думаю, больше чмъ втрое обойдется.

Соняша промолчала. Въ душ она была рада деньгамъ. Такія крупныя деньги попали въ ея руки еще въ первый разъ. Она тотчасъ-же начала соображать, что на нихъ купить.

«Шлейфъ къ блому подвнечному платью можно пристегнутый сдлать. Теперь это длаютъ. Тогда платье и для другого годится!.. Перчатки по локоть»… — замелькало у ней въ голов.

Мать тотчасъ-же подоспла съ своими планами и совтами.

— Фаю на подвнечное платье не стоитъ брать, а возьмемъ какую-нибудь шелковую матерію полегче. Что-нибудь легонькое. Суди сама: стоитъ-ли на одинъ разъ! — начала она. — Вдь посл свадьбы это платье надвать неудобно.

Соняша согласилась съ матерью, и он разговорились о нарядахъ.

Черезъ часъ мать и дочь похали уже въ Гостиный дворъ за покупками.

Вечеромъ у Заборовыхъ былъ Іерихонскій. Онъ пришелъ къ нимъ, еще и шести часовъ не было. Такъ какъ онъ не предупредилъ о своемъ приход, то засталъ Манефу Мартыновну въ блуз, что несказанно сконфузило ее. Она тотчасъ-же накинула на себя большой платокъ и стала закрывать имъ животъ. Отъ Іерихонскаго слегка попахивало виномъ и онъ былъ довольно развязенъ.

— Разршилъ сегодня немножко… — признался онъ Заборовымъ. — А все шафера… Передъ обдомъ пригласилъ ихъ въ фруктовую лавку пость икорки и балычка. Одинъ мой сослуживецъ, а другой отставной профессоръ. Профессору еще съ вечера написалъ, чтобы пришелъ ко мн на службу по нужному длу. Оба однокашники мн… Ну, выпили по рюмочк, по другой…

— Да ужъ видно, что выпили, хоть-бы и не говорили объ этомъ, — улыбнулась Соняша.

— Пардонъ, барышня… въ обыденномъ житіи этого не будетъ. А вдь нын такой случай.