Шрифт:
Соняша морщилась и говорила матери:
— Какое безобразіе! Когда все это кончится?
Въ десять часовъ вечера гости ухали. Одваясь въ прихожей и прощаясь съ хозяевами, Пріемленскій икалъ и долго не могъ попасть рукой въ рукавъ пальто. Олоферновъ поцловалъ на прощанье Іерихонскаго и шепнулъ ему на ухо:
— Большого дурака ты сломалъ, что промнялъ вдовью жизнь на женатую!
XXIX
Когда старики шафера удалились, на Іерихонскаго вдругъ напала какая-то тоска. Тоска эта соединилась съ чувствомъ робости неизвстно передъ чмъ. Такъ бываетъ съ учениками передъ экзаменами. Ему щемило сердце, по спин какъ-бы мурашки бгали. Онъ почувствовалъ почему-то себя какъ-бы чужимъ въ своей квартир. Постоявъ у себя въ кабинет въ раздумь и выпивъ остатки вина въ бутылк, онъ пошелъ къ Соняш. Соняша сидла въ спальн въ сообществ матери и своего шафера студента Хохотова, которые уже собирались уходить къ себ внизъ. Іерихонскій остановился передъ Соняшей и, глуповато улыбнувшись, сказалъ:
— Вотъ и пиръ нашъ кончился.
Соняша ничего не отвтила, а Манефа Мартыновна, взглянувъ на него, проговорила:
— Вамъ-бы, зятекъ любезный, теперь мундиръ-то съ себя снять, да и панталончики-то блыя снять, а надть простой домашній пиджачекъ. Марко все это. Долго-ли замарать!
— Сейчасъ сниму, — послушно отвчалъ Іерихоискій. — Переоднусь.
— Постойте, постойте. Панталоны-то ужъ запятнали, кажется, — остановила его Манефа Мартыновна. — Такъ и есть… Пятно… Должно быть — виномъ залили. Ну, да я вамъ завтра выведу пятно. У меня такое мыло есть отъ пятенъ. Да и теб-то, милушка, Соняша, переодться-бы въ новенькій пеньюарчикъ, — обратилась она къ дочери по уход Іерихонскаго. — Переоднься-ка… А мы выйдемъ изъ спальни. Викторъ-то Матвичъ не взыщетъ.
Манефа. Мартыновна кивнула на студента.
— Зачмъ? Что за китайчина. Вдь я и такъ въ будничномъ плать, - заупрямилась Соняша.
— Порядокъ, милая. Новобрачная всегда передъ сномъ бываетъ въ капот.
Поддакнулъ и студентъ Хохотовъ, но въ насмшливомъ тон и подкрпилъ пословицами:
— Слдуетъ, слдуетъ, — сказалъ онъ. — Назвался груздемъ, такъ ползай въ кузовъ, съ волками жить — по-волчьи выть. Переодвайтесь-ка… А мн домой пора.
— А вотъ не буду!
Соняша топнула ножкой.
Студентъ поднялся и проговорилъ Соняш:
— А за симъ письмомъ прощайте, ваше превосходительство. Ужъ теперь вы превосходительство. Завтра, по заведенному обычаю, пришлю вамъ утромъ хлбъ-соль на новоселье, ваше превосходительство.
Хохотовъ ушелъ, и Манефа Мартыновна осталась одна съ дочерью.
— Поднеси, Соняша, мужу халатъ-то, что мы купили для него, да и туфли, — сказала она дочери. — Онъ тебя даритъ, даритъ, а ты хоть-бы что! Халатъ у него на постели лежитъ.
— Ахъ, не желаю я ничего этого! Бросьте вы всякія церемоніи и обычаи! Не для меня они, отвчала раздраженно Соняша. — Мужъ… Когда вы говорите это слово, я вздрагиваю. У меня: лихорадка длается. Брр…
И Соняша, зажмурившись, покрутила головой. Мать разсердилась.
— Да ты какая-то порченая, какая-то вся шиворотъ-на-выворотъ, — проговорила она. — Какъ-же мн его твоимъ мужемъ-то не называть, если онъ теперь дйствительно мужъ!
— Зовите просто Антіохомъ Захарычемъ.
Вошелъ Іерихонскій. Онъ былъ въ сренькой пиджачной парочк и на ше его красовался пестрый галстукъ крупными красными горошинами на коричневомъ пол. Онъ не зналъ, о чемъ говорить, и началъ:
— А та пожилая дама, которую вы, Софія Николаевна, давеча въ церкви видли, прямо святая женщина. Я говорю о ея сіятельств графин…
— Бросьте… — раздраженно перебила его Соняша. — Для васъ она свята, а для меня просто дура.
— Зачмъ-же такъ-съ? — повелъ плечами Іерихонскій. — Я черезъ ихъ сіятельство чипъ дйствительнаго статскаго получилъ. Он хлопотали.
Манефа Мартыновна была какъ на иголкахъ.
— Ну, что-жъ, напиться мн съ вами чаю или сейчасъ домой идти? — проговорила она въ недоумніи.
— Пожалуйста, попейте съ нами чайку, Манефа Мартыновна. Намъ это будетъ особенно пріятно, — поклонился Іерихонскій. — Я распорядился насчетъ самовара и Семенъ сейчасъ подастъ его.
За чаемъ разговоръ вязался плохо. Соняша сидла надувшись. Іерихонскій опять что-то началъ разсказывать о своихъ почетныхъ гостяхъ, бывшихъ въ церкви, но Соняша опять перебила его:
— Что мн ваши гости! Они вамъ интересны, а не мн.
Черезъ минуту онъ попробовалъ опять заговорить.
— А господинъ товарищъ министра, знаете, что мн относительно васъ, Софія Николаевна, сказалъ? — спросилъ онъ.
— Не интересуюсь покуда знать. Голова болитъ… Потомъ разскажете… — отвчала Соняша и стала прикладывать себ ко лбу холодное блюдечко…
— Голова болитъ? Не подалъ-ли мерзавецъ Ceменъ самоваръ съ угаромъ? — засуетился Іерихонскій и сталъ прикрывать крышкой трубу самовара.
Попробовала заговорить и Манефа Мартыновна.
— Куда подете завтра съ визитами? — задала она вопросъ Іерихонскому.
— Пунктовъ въ десять придется, Манефа Мартыновна… — отвчалъ тотъ со вздохомъ, но Соняша и тутъ его оборвала.
— Никуда я не поду, — отрзала она.
Іерихонскій испугался.
— Позвольте, дорогая Софія Николаевна… Господину товарищу министра-то надо-же отдать визитъ, у ея сіятельства графини Стопцевой придется побывать, иначе это было-бы крупнымъ невжествомъ.