Іерихонскій взялъ руку Соняши и поцловалъ.

— Который это разъ сегодня? — спросила Совяша, улыбаясь. — Врите-ли, маменька, это сегодня, должно быть, въ сто первый разъ онъ цлуетъ у меня руку. Въ карет на каждомъ перекрестк.

— А товарищъ-то министра какой любезный человкъ! — восторгался Іерихонскій. — «Я только, говоритъ, васъ и жду, а то меня сейчасъ по телефону просили пріхать»… И мы у него счетомъ только пять минутъ… Присли, задалъ онъ два-три вопроса — и вонъ. А что мы дйствительнаго статскаго Конуфріева не застали, Софія Николаевна, такъ я даже очень радъ. Радъ изъ-за васъ. Онъ живетъ въ казенной квартир, въ самомъ верху и къ нему сто дв ступени.

— Фу, какая вышь! — воскликнула Манефа Мартыновна.

— Ужасъ. Какъ на колокольню. Но за то двнадцать комнатъ. Какова квартирка-то? Тутъ уже ножки Софіи Николаевны должны были-бы страшно устать. Я ужасно боялся этого. Но не застали.

— Да я и не пошла-бы на такую вышь, — откликнулась Соняша.

— Да вдь вы не знали-бы, что такъ высоко.

— Все равно. Посл пятидесяти ступеней спустилась-бы внизъ.

— Хе-хе-ха… Не спустились-бы. Вы сегодня добренькая, снисходительная. Ну, да слава Богу, мы сегодня почти вс визиты кончили. Завтра намъ только два.

— Не поду я завтра, никуда больше не поду, — отрзала Соняша.

— Голубушка, невозможно. Надо къ Карманцеву. Карманцевъ у насъ членъ совта. Очень нужный человкъ. Отъ него многое можетъ зависть. Вы слышали, давеча товарищъ министра-то что далъ мн понять? Слышали, о чемъ онъ намекнулъ?

— Ничего я не слышала.

— Это оттого, что у васъ нтъ чиновничьяго уха. А мы иногда только тонъ улавливаемъ. Нтъ, надо, надо къ Карманцеву, и вы ужъ не прекословьте, ангелъ мой.

Іерихонскій снова подошелъ къ рук Соняши.

— Опять!? — воскликнула та. — Ну, я буду считать. Это сто второй разъ……

Семенъ, пришедшій сверху служить у стола, доложилъ, что обдъ поданъ, и сейчасъ-же сли за столъ.

За столомъ сидли не долго. Іерихонскіе торопились въ оперу, поспшно напились посл стола кофе и ухали.

«Слава Богу, кажется, угомонилась», — подумала про Соняшу Манефа Мартыновна, проводивши ее въ театръ.

Присутствовавшій тутъ-же студентъ Хохотовъ словно понялъ ея мысль и сказалъ:

— Превосходная генеральша изъ Софьи Николаевны выйдетъ, когда она въ роль войдетъ. Напрасно она долго раздумывала и не соглашалась замужъ за него выходить. Прекрасная партія.

— А я-то что говорила? — подхватила Манефа Мартыновна. — Я только объ этомъ и говорила. Вдь какой прекрасный человкъ-то! Кроткій, обходительный, ласковый. Немножко староватъ, но да что за бда! Вдь ужъ у Соняши какой характеръ? Преужасный… Иногда матери — и то не въ терпежъ. Скора она на слова, дерзка, своенравна, ужъ чего-чего она ему не говорила, когда онъ женихомъ ходилъ, а онъ все это безпрекословно выслушивалъ. А оттого что умный человкъ, совсмъ умный.

Хохотовъ засмялся.

— Простите, Манефа Мартыновна, теперь Іерихонскій вашъ зять и мн не совсмъ ловко вамъ такъ про него выражаться, но умъ его я хвалить не буду. У него есть умъ, но умъ односторонній.

— То-есть какъ это?

— У него умъ есть тамъ, гд нужно выслужиться, тутъ онъ силенъ и сдлалъ свое дло, но въ дл женитьбы… Конечно, это также оттого зависитъ, что онъ влюбленъ въ Софью Николаевну, а влюбленные вообще теряютъ… Какъ-бы это сказать?… Ну, разсудительность, что-ли, теряютъ… Я не хочу быть очень рзокъ.

— Стало быть вы находите, что ему не слдовало жениться на Соняш? — быстро спросила Манефа Мартыновна.

Хохотовъ замялся.

— Я не хотлъ-бы быть на его мст, - произнесъ онъ. — Будучи въ его годахъ, съ его положеніемъ, я, обсудивъ и взвсивъ все, не женился-бы на Софь Николаевн. Для нея эта партія прекрасная, но для него…

Манефа Мартыновна разсердилась.

— Что вы такое говорите, Викторъ Матвичъ! И мн, матери, въ глаза… Помилуйте! — возвысила она голосъ. — Стало быть вы находите, что Соняша-то ниже его, что-ли! Ея отецъ умеръ тоже въ полковническомъ чин. Орденами тоже былъ увшанъ.

— Не въ томъ дло, Манефа Мартыновна, не въ томъ дло. Я не про неравенство… Боже меня избави! И не про матеріальное положеніе. Для Софьи Николаевны эта партія хорошая и она можетъ быть относительно счастлива замужемъ за Іерихонскимъ, но сама она Іерихонскому счастія не дастъ, никакого не дастъ. Вотъ помяните мое слово!

— Подите! Вы всегда и на все каркаете! — махнула рукой Манефа Мартыновна. — Да и удивляюсь, какъ вы ршаетесь это говорить матери. Вдь я ея мать.

— Говорю, что чувствую. Считаю себя у васъ своимъ и привыкъ говорить правду. Характеръ Софьи Николаевны я знаю, изучилъ. И вотъ помяните мое слово!

Студентъ удалился къ себ въ комнату.

— Каркаете, каркаете! — произнесла ему вслдъ Манефа Мартыновна. — Впрочемъ, иногда и ворона каркаетъ къ ненастью да ошибается, — закончила она.