Шрифт:
И Эральд чувствовал голод, душевную боль, беспомощность, тоску и безнадёжную любовь к своей несчастной родине - удивляясь силе эмоций, совершенно не соответствующей ситуации. Что там обычно пишут в книжках? Вот с этаким пафосом янки полагается двигать прогресс при дворе короля Артура.
А что делать королю Эральду при своём собственном несуществующем дворе, со своим незаконченным школьным образованием и единственным полезным умением - исцелять наложением рук? Прогрессорствовать? Вот прямо на этом вытертом до блеска локтями грубом столе остриём Сэдрикова заговорённого ножа нацарапать чертёж будущей атомной электростанции?
– Проснулись, мессир, - констатировала старуха.
– Доброго утречка.
– Доброго, - сказал Эральд, чуть смутившись.
Сэдрик протянул младенца Ренне, и она забрала его к себе на печь, прижала к груди. Младенец обрадовался и что-то заворковал - он, кажется, чувствовал себя лучше, чем старшие дети.
– А что у тебя с рукой, парень?
– спросила Ренна.
– Покалечился?
– Вроде того, - мрачно ответил Сэдрик и, обернувшись к Эральду, сказал, хмурясь.
– Знаешь... дела-то плоховато идут. Сон мне приснился паршивый. Совсем паршивый.
– Нынче можно снам не верить, - сказала старуха с искренним участием.
– Новогодье уж прошло, а до дня преподобной Иликены-девственницы ещё сколько... да и луна на ущерб идёт.
– Я думал, это я тут специалист по снам, - улыбнулся Эральд.
– Но дрых, как убитый - если что и снилось под утро, не помню.
– Ты специалист, - согласился Сэдрик.
– А у меня просто предчувствие плохое, и всё тут.
– И что делать с твоим предчувствием?
– Понятия не имею. Что с ним сделаешь...
– Ладно, - сказал Эральд как можно бодрее.
– Давайте завтракать. Смотрите, дети!
И дети заворожённо посмотрели, как Эральд разворачивает шоколадную плитку. Фольга обёртки, её хруст и блеск, привела малышей в такой восторг, что Мона даже подала голос.
– А это настоящее золото, мессир?
– спросила она шёпотом.
Старуха неодобрительно зыркнула, но Мона не заметила.
– Это ты - настоящее золото, Мона, - сказал Эральд.
– Очень хорошая девочка, и сестрёнки с братишками у тебя тоже золото. А эта штука - просто блестящая... ну, как объяснить... тоненький-тоненький-тоненький листик металла.
– Железа?
– поразился малыш, которого, если Эральд запомнил верно, звали Тобином.
– Серебра, вроде, - сказала старуха.
– Из этакого делают розочки на храмовые свечи. Небось, грошей по пять такая розочка...
– Вам нужно?
– Эральд протянул ей фольгу.
– Это не серебро, но блестит... может, и можно сделать из него розочку. Возьмите, если для чего-нибудь пригодится.
– Как это вы так всё раздаёте, - сказала старуха с лёгким укором.
– Этак и разориться недолго.
– А у меня и нет ничего, - сказал Эральд весело.
– К тому же, я понятия не имею, куда можно пристроить этот листочек. Не в нём дело: в него было завёрнуто лакомство. Пробуйте.
Шоколад произвёл сильнейшее впечатление - и не только на детей. Даже всезнающая старуха, принюхавшись и лизнув, не определила, что это за дивный продукт такой.
– Себе возьми, - сказал Сэдрик.
– Так и будешь смотреть, как другие едят, пока ноги не протянешь?
– Слишком мало, - вздохнул Эральд.
– Где бы нам ещё раздобыть, а? Чтобы хватило надолго? Как ты думаешь, на что мы можем выменять мешок муки, Сэдрик?
– Ты только о здешних печёшься, или вообще обо всех?
– Я думаю, что мы теряем время, - сказал Эральд грустно.
– Но никак не могу придумать, что делать дальше. Вот что нам делать, посоветуй. Куда идти? С кем разговаривать? Что менять?
– Никому не верю, кроме...
– Сэдрик запнулся.
– Кроме подданных Лео. Так что не очень хорошо представляю, куда нам идти. У меня только две мысли, обе никуда не годятся.
– Расскажешь?
– Выйдем на двор.
Эральду не хотелось на холод, его слегка знобило - но не годилось обсуждать в избе дела, которые могли втянуть хозяек в неприятности. Надо было придумать, чем согреться - и Эральд достал несколько порционных пакетиков кофе, последний резерв, нечто, напоминающее еду, но ею не являющееся.
Старуха налила кипятка в глиняную чашку и пронаблюдала, как Эральд растворил кофейный порошок. Всем было интересно - и он растворил в другой чашке ещё один, но кофе без сливок и сахара не произвёл должного впечатления, а добавлять сгущённое молоко Эральд не рискнул. Мало ли, на сколько придётся растянуть эту банку, если у Ренны вскоре не появится своё молоко.
Не то, чтобы чашка горького пойла насытила, но согрела и создала некоторую иллюзию энергии. И с чашкой в руках, накинув куртку, Эральд вышел во двор за Сэдриком.