– Твоя цветущая улыбка...

Минут десять они болтали, как старые друзья; на звон чайных чашек явился из кладовки муж.

– Что новенького в Ларагхе? – спросил наконец сержант. – Может, поселился кто?

– Нет, все те же самые. В Ларагхе, слава богу, ничего не меняется, – Хозяин магазина покачал головой. – А вот внизу, в Старом Поместье, поселился какой-то малый с подружкой. – Он понимающе подмигнул. – Да только он приезжий, и мы его не считаем.

Сержант неуклюже извлек блокнот, открыл его и достал оттуда листок: обычный полицейский снимок анфас и в профиль. Прикрывая имя пальцем, он показал фотографию.

– Нет. – Женщина решительно покачала головой. – Тот, что из Поместья, на десять лет старше, и усов у него нет.

– Фото сделано десять лет назад, – ответил сержант.

– Почему ты сразу не сказал? Тогда это он. Это мистер Барри.

– Старое Поместье, говоришь? – Сержант надулся от важности и спрятал снимок в блокнот. – Разреши воспользоваться телефоном, дорогая.

– А ты потом куда? – подозрительно спросил хозяин.

– В Дублин, – ответил сержант. – Служба.

– Придется взять с тебя деньги за звонок, – быстро предупредил хозяин.

– Видишь, – сказала ему жена, пока сержант разговаривал с телефонисткой деревенского коммутатора, – я тебе говорила, вид у него подозрительный. Только увидела его и поняла, что он с севера и несет с собой беду, как черный ангел.

Джилли О'Шоннеси держался поближе к стене, чтобы укрыться от дождя и возможного наблюдения со склона за рекой. Двигался он осторожно и тихо, как кот ночью, останавливался, осматривая землю в тех местах под стеной, где можно укрыться, изучая влажную траву, где могли остаться следы.

В дальнем углу сада он забрался на старую яблоню и заглянул за стену, стараясь, чтобы его голова не выделялась на фоне неба.

Двадцать минут он ждал, с невероятным терпением хищника, потом спрыгнул вниз и снова обошел стену по периметру, ни на мгновение не расслабляясь, не обращая внимания на холод и усиливающийся дождь.

Ничего, ни малейшего признака опасности, никакой причины для грызущего беспокойства – но тревога не унималась. Он дошел до другого наблюдательного пункта, железной калитки, ведущей на узкую, огражденную с обеих сторон стенами дорогу, прислонился к каменному столбу, укрывая в горсти сигарету и спичку, и чуть пригнулся, чтобы в щель видеть дорогу до самого моста.

И снова стал терпеливо ждать, заставив себя забыть о физических неудобствах и напрягая глаза и мозг.

В который уже раз он удивился необычной системе связи и обмена информацией, на которой настоял Калиф. Он платил чеками на предъявителя, в швейцарских франках. Чеки приходили на адрес Джилли в Рио, а оттуда их пересылали в Лондон.

Однажды он доставил Калифу посылку – бутылочку с ее содержимым – и дважды звонил по телефону. Посылку приготовили через два часа после захвата девчонки, пока она еще находилась под действием большой дозы наркотика. Врач – доктор Джемисон, как нравилось его называть Джилли О'Шоннеси, – выполнил свою работу на заднем сиденье второй машины. Она ждала на стоянке у Кембриджской железнодорожной станции, маленький зеленый форд с полностью закрытым салоном. В осенних сумерках они перенесли девчонку из «триумфа» в «форд», а потом остановились на трассе А10 у придорожного кафе, и доктор сделал свое дело. Все инструменты уже ждали в машине, но доктор работал плохо, руки у него дрожали, он нервничал и клянчил выпивку. Девчонка потеряла много крови, а теперь рана воспалилась.

Мысли о докторе вызвали у Джилли О'Шоннеси еще большую досаду.

Он доставил бутылочку в условленное место; как и договаривались, машина ждала и дважды мигнула фарами – условный сигнал. Джилли даже не остановился, просто медленно проехал мимо и протянул бутылочку, а потом покатил прямо на запад и уплыл на утреннем пароме задолго до того, как подняли тревогу.

Потом пришло время телефонных звонков. Они беспокоили Джилли О'Шоннеси, как и все остальное в этом проклятом деле. Первый раз он позвонил, как только они добрались до Ларагха. Звонок был международный. Джилли сказал всего два слова: «Мы прибыли», – и дал отбой. Неделю спустя он позвонил по тому же номеру, сказал единственную фразу: «Нам очень нравится», – и тут же повесил трубку.

Джилли вспомнил: местная телефонистка каждый раз звонила ему, спрашивала, хорошо ли он поговорил, и голос у нее был удивленный и заинтригованный.

До сих пор Калиф работал не так, здесь он оставлял след для охотников, и Джилли непременно высказал бы свои возражения, если бы было кому. Однако он знал только номер телефона. Никакой возможности связаться с Калифом не было. Здесь, у ворот, он решил, что пропустит очередной звонок. Позвонить следовало через четыре дня.

Тут Джилли вспомнил, что в этот день надо отрезать девчонке руку. Наверное, во время этого разговора он получит указания по доставке руки. Однако ему это не нравилось. Даже при таких деньгах. И он почему-то вспомнил один давний случай.

Они хотели передать англичанам дезу – подробности операции, которая на самом деле проводилась в другом месте и в другое время. Подробные, но вымышленные сведения передали молодому ненадежному бойцу, такому, который не выдержит допросов, и поместили его на явку в одном доме на Шенкилл-роуд. Там англичане его и взяли.

Джилли О'Шоннеси почувствовал легкое, этакое электрическое покалывание в спине, а это ощущение никогда не подводило его – никогда. Он посмотрел на свои дешевые японские часы: почти четыре, над холмами, серыми и холодно-зелеными, сгущаются вечерние сумерки. Подняв голову, он заметил на дороге движение.