После их прибытия он выходил из дома всего в третий раз. Неизменно за чем-нибудь срочным, чем-то таким, что можно было предусмотреть заранее, что должно было ждать их в старом доме. Вот что значит полагаться на пьяницу – но и по этому поводу с ним не советовались.

Он был в дурном настроении. Почти все время льет как из ведра, а центральное отопление не работает, греться можно только у маленького камина, но он не протапливает большие помещения, где они живут. Высокие потолки и отсутствие мебели еще больше затрудняют обогрев, и с самого приезда он мерзнет. Они ютятся в двух комнатах, остальная часть дома закрыта, окна забраны ставнями. И день за дождливым днем единственное его общество – нытик-пьяница. Человек давно дозрел до того, чтобы устроить тарарам, хоть как-то нарушить томительное однообразие. А его превратили в мальчика на побегушках и слугу. Ни темперамент, ни подготовка не позволяли ему играть эту роль, и он мрачно хмурился, бредя по мосту к деревенскому магазину, возле которого, как часовые, выстроились в ряд бензозаправочные автоматы.

Хозяин увидел его издали и крикнул в глубь магазина:

– Идет сам из Старого Поместья.

Вытирая руки о передник, показалась жена, низкорослая полная женщина с яркими глазами, бойкая на язык.

– У горожан никакого ума нет. В такое ненастье!

– Наверно, опять за бобами и виски «Джемисон».

Разговоры о новом жильце Старого Поместья скоро стали главным развлечением в деревне; регулярно поступали краткие сводки новостей: два телефонных звонка за море (от телефонистки); никакой почты (от почтальона); в мусорных баках главным образом жестянки от бобов и пустые бутылки виски «Джемисон» (от мусорщика).

– Мне кажется, он из этих, с севера, – сказала жена хозяина. – Похож на ольстерца.

– Тише, женщина, – предупредил ее муж. – Накличешь. Ступай на кухню.

Человек вошел, снял твидовую шляпу и отряхнул ее о косяк. Прямые, черные, коротко подстриженные волосы, смуглое ирландское лицо, яростные глаза, похожие на глаза сокола, которому впервые надели на голову кожаный клобучок.

– Доброго вам утра, мистер Барри, – сердечно приветствовал его хозяин. – Вот увидите, прояснеет, так и дождь перестанет.

Человек, которого они знали под именем Барри, хмыкнул, снял плащ и быстрым внимательным взглядом обвел магазин.

На нем был грубый твидовый пиджак поверх свитера и вельветовых брюк, заправленных в голенища высоких сапог.

– Книгу не дописали?

Барри сказал молочнику, что пишет книгу об Ирландии. Холмы Уиклоу всегда были оплотом литераторов, здесь, пользуясь либеральным ирландским налогообложением людей творческих профессий, в радиусе двадцати миль жили два десятка известных или эксцентричных писателей.

– Еще нет, – ответил Барри и пошел к ближайшим полкам. Выбрал с полдюжины предметов и выложил их на потертый прилавок.

– Как напишете и напечатаете, попрошу библиотеку прислать мне экземпляр, – пообещал хозяин, полагая, что именно это и хочет слышать всякий писатель, и начал выбивать чек.

Верхняя губа у Барри была неестественно гладкой и более бледной, чем все лицо. Накануне прибытия в деревню он сбрил висячие усы и подрезал волосы, свисавшие почти на глаза.

Хозяин взял в руки одну из покупок и вопросительно взглянул на Барри, но смуглое лицо ирландца оставалось бесстрастным, никакого объяснения он не дал, и хозяин смущенно опустил голову. Вместе с другими он положил в бумажный пакет и этот предмет.

– Три фунта двадцать пенсов, – сказал он и со звоном закрыл кассу, поджидая, пока Барри набросит на плечи накидку и наденет твидовую шляпу. – Бог в помощь, мистер Барри.

Ответа хозяин не получил. Он смотрел вслед покупателю, пока тот не добрался до моста, и только потом позвал жену.

– Мрачный тип, – заметила она.

– У него там подружка. – Хозяин раздулся от важности своего открытия.

– С чего ты взял?

– А зачем ему покупать женские штучки? – Он понимающе подмигнул.

– Не знаю.

– Знаешь. Женские штучки.

Жена начала развязывать передник.

– Ты уверен? – спросила она.

– Я тебе когда-нибудь врал?

– Схожу к Молли чайку попить, – оживленно объявила жена; через час новость будет знать вся деревня.

Человек, которого они знали как Барри, шел по узкой – с обеих сторон высокие стены – тропе к Старому Поместью. Высокие сапоги и просторная накидка делали его походку неуклюжей. Он был худой и стройный, в превосходной физической форме, а глаза под полями шляпы ни минуты не оставались неподвижными, это были глаза охотника, все время посматривающие по сторонам.

Высота стены – двенадцать футов, на камнях серебристо-серые лишайники; стена потрескалась и местами осела, но все же представляла значительную преграду и обеспечивала необходимые уединение и безопасность.

В конце дороги были прогнившие и просевшие двойные двери, но с новым латунным замком и заделанными свежим деревом щелями между досками, так что заглянуть внутрь было невозможно.

Барри открыл замок, прошел внутрь и тщательно запер за собой дверь. Он оказался в гараже.

Внутри стоял темно-синий «остин», прямо у двери, так чтобы можно было немедленно уехать. Он был угнан в Ольстере две недели назад, снабжен дополнительным багажником на крыше, чтобы изменить внешний вид, и новым номером. Двигатель проверен, Барри заплатил за машину вдвое дороже рыночной цены.