Теперь он сел за руль и повернул ключ в зажигании. Мотор сразу заработал. Барри довольно хмыкнул: успех и провал могут разграничивать секунды, а в его жизни смерть и провал – синонимы. Он с полминуты прислушивался к работе мотора, проверил подачу горючего и давление масла, выключил двигатель и через заднюю дверь гаража прошел на заросший задний двор.

У старого дома был печальный заброшенный вид. Плодовые деревья небольшого сада все были больны грибком и окружены сорняками.

Соломенная крыша прогнила, окна напоминали глаза слепца.

Барри вошел через кухню. Он бросил на пол накидку и шляпу и поставил сумку на доску для просушки у раковины. Сунул руку в соседний ящик и достал оттуда пистолет. Английский офицерский пистолет, захваченный три года назад в армейском арсенале в Ольстере.

Барри привычно проверил его и поместил за пояс. То короткое время, которое приходилось проводить без оружия, он чувствовал себя голым и уязвимым, но неохотно признавал, что рискованно брать с собой в деревню пистолет.

Он налил в чайник воды, и при этих звуках из темного внутреннего помещения послышался голос:

– Это ты?

– А кто еще? – сухо ответил Барри, и из глубины дома появился и встал на пороге кухни второй человек.

Худой, сутулый, лет под пятьдесят; опухшая красная физиономия алкоголика.

– Принес? – Голос у него был сиплый, пропитой, вид – потрепанный, лицо в пятнах и седой щетине.

Барри указал на сумку у раковины.

– Все там, доктор.

– Не зови меня так, я больше не доктор, – раздраженно сказал забулдыга.

– Ну как же, очень хороший доктор. Спроси у девиц, которые расстались со своим грузом...

– Оставь меня в покое, черт побери.

Да, он был хорошим врачом. Давно, еще до виски, а теперь только аборты, огнестрельные раны беглецов и такая работа, как эта. Об этой работе ему не хотелось думать. Он подошел к раковине и стал разбирать покупки.

– Я просил пластырь.

– У них нет. Я принес бинт.

– Я не могу... – начал человек, но Барри гневно повернулся к нему, и лицо его потемнело.

– Хорош ныть! Надо было взять все необходимое, а не гонять меня.

– Я ждал, что рана...

– Бутылку ты ждал, вот что. Пластыря нет. Перевяжешь сучку бинтом.

Старший быстро попятился, подобрал пакеты и исчез внутри.

Барри заварил чай, налил в толстую фарфоровую чашку, добавил четыре ложки сахару и шумно размешал, глядя в окно на неясные очертания сосен. Снова пошел дождь. Барри подумал, что дождь и ожидание сведут его с ума.

Врач вернулся в кухню с грудой бинтов, испачканных кровью и гноем.

– Она больна, – сказал он. – Ей нужны лекарства, антибиотики. Палец...

– Забудь об этом, – сказал Барри.

Из другой комнаты донесся приглушенный всхлип и невнятное бормотание – бред девочки, вызванный лихорадкой и наркотиками.

– Если за ней не будет должного ухода, я снимаю с себя ответственность.

– Ты будешь отвечать, – с угрозой сказал Барри. – Я об этом позабочусь.

Врач бросил бинты в раковину и пустил на них воду.

– Теперь я могу выпить? – спросил он.

Садист Барри сделал вид, что смотрит на часы.

– Еще нет, – решил он.

Врач насыпал в раковину стирального порошка.

– Я не смогу отрезать руку, – прошептал он, и голова у него затряслась. – И палец-то было жалко... а руку я не смогу.

– Отрежешь, – сказал Барри. – Слышишь, старый пьяница? Отрежешь руку и все остальное, что я прикажу.

Сэр Стивен Страйд предложил пятьдесят тысяч фунтов тому, кто предоставит информацию, которая позволит найти его племянницу, оповестив об этом широкую публику по телевидению и в газетах. Тут же печатали портрет преступника. Утихший было интерес к этому случаю вспыхнул снова.

За последние два дня Ричардс вчетверо сократил штат отвечающих на звонки, оставив одного человека, но обещание награды породило новый вал информации, и он попросил второго полицейского вернуться на третий этаж. Поступающий материал разбирали два секретаря.

– Я теперь словно «Литтлвудз», [40] – пожаловался инспектор Питеру. – Вот опять берущие на себя ответственность. – Он взял листок. – Народно-демократическая партия освобождения Гонконга. Слышали о такой когда-нибудь?