Поезд пропал внезапно, наверное, как и появился. Зато над головой раздался гул турбин. Тяжелый транспортный самолет, коих в Пограничье было не счесть, заходил на посадку точно над нами. Пилот в последний момент успел поднять нос, форсировать двигатель, и тяжелая машина, обдав нас гарью керосина и оглушив, начала резко набирать высоту. Мощная струя воздуха разметала соколов, посадила наш ковер на волны турбулентности, едва не сбросив седоков. Ведущий опричник едва смог справиться с непослушным ковром, дабы не врезаться в землю. Когда полет выровнялся, самолет исчез, оставив после себя прозрачную полоску быстро тающего инверсионного следа. До полного счастья нам теперь не хватает появления какого-то небоскреба на пути.

– Частенько такое случается? – спросил я безмятежно у ближайшего опричника, а у самого сердечко сжалось в предчувствии беды.

Тот не ответил, однако глаза его тревожно осматривали окрестности.

Приказ нас встретил весьма «торжественно». Не знаю, тайной была операция по нашей поимке аль нет, токмо на территории народу было столько, что яблоку негде упасть. В толпе я видел и Варвару-красу, которая сокрушенно качала головой, и Матвеевну (старушка ахала и причитала потихоньку), и Степку Проныру в окружении моих соратников, даже трех богатырей – Илью Ивановича, Алешу и Добрыню. Все они смотрели на меня сурово, ибо кто я есть: ослушник, предатель. Баюн сидел на спине своей Багиры в гордом одиночестве, сложив лапы на мохнатой груди, словно царь какой, и никто не осмелился ближе, нежели на метр, подойти к ним. А то! Я бы тоже не рискнул.

Но ближе всех к нам протиснулась Марья-искусница. Взгляды, которые она бросала на нас с Астраей, можно было разделить надвое. Тот, что предназначался Астрае, естественно, ревниво оценивал девушку и говорил только об одном: ах, змея подколодная, такого парня под монастырь подвела! Второй же, мне посылаемый, гладил меня по головушке буйной, спрашивал так жалостливо: как же так, соколик, неужто все – правда?

Мне оставалось токмо плечами пожимать, сквозь частокол этих разных взглядов продираючись. Единого, кого я хотел бы видеть в этот момент, как назло, не видать нигде. Дэв то ли не пожелал на меня взирать, то ли занят где.

Так, проведя по коридору позора, как это в Приказе называется, опричники завели нас в острог, охраняемый по такому случаю грозными горынычами о двух головах каждый. Да уж, охрана серьезная. Горынычи не токмо у дверей да окон стоят, а еще и над острогом летают. Вона, даже все камеры освободили в нашем блоке, дабы никто не посмел с нами разговаривать. Нас же в разные куты развели, чтобы и мы не могли говорить, да еще стену глухоты поставили. Я даже не успел Астрае ничего сказать напоследок.

Оказавшись в своей камере, я перво-наперво осмотрелся, поискал, может, лазейка какая есть, ранее неучтенная. Куда там! Острогу тыща лет в обед, строился он для магов такой величины, что не мне, простому богатырю, чета. Стены мало того, что метр толщиной, да еще и колдовством скреплены, двери тоже непростые, про решетки из железа древнего, не ржавеющего никогда, алмаза тверже, я уж вообще умолчу. Такие ничем перепилить невозможно. У Астраи, думаю, хоромы не хуже.

А время-то тикает! С каждой минутой его становится все меньше. О чем, интересно, думает начальство, нас в острог сажаючи?

Я ходил по тесной камере, не в силах усидеть на месте. Мысли роились в голове. О чем я думал? Да о многом. Что будет теперь с нами со всеми, когда Хаос настанет, встретимся ли мы с Астраей еще когда-нибудь, какие ошибки я допустил, и – самое главное – все ли сделал правильно? Из Острога самостоятельно сбежать было невозможно, а подмоги извне ждать не приходилось. Вот такой вот компот получается.

От таких мыслей враз захотелось пить и есть. Как-то ранее я не замечал такого за собой, чтобы от волнения аппетит просыпался. Я постучал в двери. Никто не отреагировал. Пришлось дубасить ногами и руками. Через несколько минут раздались тяжелые шаги, замок на окошке в двери лязгнул, на меня смотрела морда гоблина-охранника.

– Чего надо? – грубо спросил охранник.

Впрочем, все в мире относительно. Для гоблинов вопрос в подобном тоне – верх интеллигентности.

– Обед когда? – поинтересовался я.

– В обед, – ответил гоблин, закрывая окошко.

– Хоть воды принеси, дубина!

А чего с ним церемониться? Со мной – я это точно знаю – он цацкаться не будет, но воды принесет. Не сам конечно, кого другого найдет, на чем и построен весь расчет. Хотя пить на самом деле очень хотелось.

Прошло минут десять. В коридоре послышались тяжелые шаги охранника, а вперемешку с ними – шаркающие, да еще и ворчание постоянное. О как! Еще ни разу в жизни я не был так рад слышать это вечное брюзжание, как сейчас, ибо принадлежать оно могло только одной старушке во всем Мире.

Замок лязгнул, дверь отворилась. Кряхтя и ворча что-то о своей молодости, волоча перед собой полнешенькое ведро, в камеру забралась Матвеевна.

– Чего расселся? – это она так со мной поздоровалась. – Помог бы бабульке, что ли? Вот молодежь пошла! Пожилых людей ни в грош не ставят. А как сами до нашего возраста доживете, что тогда? А тогда поймете, да уж поздно будет.

– Ведро-то зачем? – поинтересовался я, принимая из ее рук ношу. – Кувшина хватило бы с лихвой.

– То все гоблины, – Матвеевна кивнула на застывшего в дверях охранника. – Лень ему, понимаешь, лишний шаг ступить, а у самого с его-то силищей мозгов не хватило старушке подмогнуть. Не его, понимаешь, это дело.