— Я пойду къ Некраскову. И скажу ему. Я сдлаю.

Миша началъ успокаиваться и въ 8 часовъ утра заснулъ какъ мертвый. Въ 10 она разбудила его.

Это происходило рано поутру въ верхнемъ этаж. Въ нижнемъ же этаж въ семейств Островскихъ въ шесть часовъ вечера происходило слдующее. Только что кончили обдать. И молодая мать, княгиня Островская, подозвала лакея, обнесшаго уже всхъ пирожнымъ, апельсиннымъ желе, спросила чистую тарелку и, положивъ на нее порцію желе, обратилась къ своимъ детямъ, ихъ было двое: старшій, мальчикъ семи лтъ, Вока, двочка четырехъ съ половиной Таничка. Оба были очень красивыя дти: Вока серьезный, здоровый, степенный мальчикъ, съ прелестной улыбкой, выставлявшей разрозненные, мняющіеся зубы, и черноглазая, быстрая, энергическая Таничка, болтливая, забавная хохотунья, всегда веселая и со всми ласковая.

— Дти, кто снесетъ нян пирожное?

— Я, — проговорилъ Вока.

— Я, я, я, я, я, я, — прокричала Таничка и ужъ сорвалась со стула.

— Нтъ, кто первый сказалъ. Вока. Бери, — сказалъ отецъ, всегда баловавшій Таничку и потому всегда бывшій радъ случаю выказать свою безпристрастность. — А ты, Таничка, уступи брату, — сказалъ онъ любимиц.

— Вок уступить я всегда рада. Вока, бери, иди. Для Воки мн ничего не жалко.

Обыкновенно дти благодарили за обдъ. И родители пили кофе и дожидались Воки. Но его что-то долго не было.

— Таничка, сбгай въ дтскую, посмотри, отчего Вока долго не идетъ.

Таничка соскочила со стула, зацпила ложку, уронила, подняла, положила на край стола, она опять упала, опять подняла и съ хохотомъ, сменя своими обтянутыми чулками сытыми ножками, полетла въ коридоръ и въ дтскую, позади которой была нянина комната. Она было пробжала дтскую, но вдругъ позади себя услыхала всхлипываніе. Она оглянулась. Вока стоялъ подл своей кровати и, глядя на игрушечную лошадь, держалъ въ рук тарелку, и горько плакалъ. На тарелк ничего не было.

— Вока, что ты? Вока, а пирожное?

— Я—я—я нечаянно сълъ дорогой. Я не пойду...никуда... не пойду. Я, Таня... я право нечаянно...я все сълъ...сначала немного, a потомъ все сълъ.

— Ну что же длать?

— Я нечаянно...

Таничка задумалась... Вока заливался плакалъ. Вдругъ Таничка вся просіяла.

— Вока, вотъ что. Ты не плачь, а пойди къ нян и скажи ей, что ты нечаянно, и попроси прощенья, а завтра мы ей свое отдадимъ. Она добрая.

Страница автографа расскааа „Нечаянно”

Размер подлинника

Рыданія Воки прекратились, онъ вытиралъ слезы и ладонями и противной стороной ручекъ.

— А какъ же я скажу? — проговорилъ онъ дрожащимъ голосомъ.

— Ну, пойдемъ вмст.

И они пошли и вернулись счастливые и веселые. И счастливые и веселые были и няня и родители, когда няня, смясь и умиляясь, разсказала имъ всю исторію.

————

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Старуха Акулина, 70 лтъ, еще бодрая, степенная, старого завта.

Михайла, ея сынъ, 35 лтъ, страстный, самолюбивый, тщеславный, сильный.

Марфа, ея сноха, 32 [лть], ворчливая, говоритъ много и быстро. Парашка, 10 лтъ, дочь Марфы и Михайлы.

Десятскій Тарасъ, 50 лтъ, степенный, говоритъ медленно, важничаетъ.

Прохожій, 40 лтъ, вертлявый, худой, говорить значительно. Въ пьяномъ вид особенно развязенъ.

Игнатъ, 40 лтъ, балагурь, веселый, глупый.

Сосдъ, 40 [лтъ], суетливый.

Осень. Изба съ чуланомъ.

ЯВЛЕНІЕ 1.

Старуха Акулина, прядетъ; хозяйка Марфа, мњситъ хлбы. Дњвочка Парашка, качаетъ люльку.

Марфа. Охъ, недоброе чуетъ мое сердце. Чего стоять-то? Не хуже какъ намедни съ дровами здилъ. Безъ малаго половину пропилъ. А все я виновата.

Акулина. Что плохое загадывать. Рано еще. Тоже не ближній свтъ. Пока что...

Марфа. Гд рано. Акимычъ вернулся же. А еще позже нашего похалъ, а нашего все нтъ. Мыкаешься, мыкаешься, а только и радости.

Акулина. Акимычъ на мсто ставилъ, а нашъ на базар.

Марфа. Не думалось бы, кабы одинъ. А то съ Игнатомъ похалъ. А какъ съ толстомордымъ кобеломъ этимъ, прости Господи, сойдется, добра не бывать. Не миновать напьются. День деньской бьешься, бьешься. Все на теб. Добро бы приждать чего было. А то только и радости, что тренись съ утра до ночи.

ЯВЛЕНIЕ 2.