— Оно и кстати, — сказала няня, — мы такъ долго хали, и у меня дтки проголодались, напою ихъ молокомъ съ хлбомъ, благо съ нами отпустили.

Дло было осенью, на двор было холодно и пошелъ дождь. Няня съ дтьми вошла въ первую попавшуюся избу. Изба была черная, топилась безъ трубы. Въ такихъ избахъ, когда ихъ топятъ зимой, отворяютъ дверь, и дымъ идетъ въ дверь до тхъ поръ, пока печь совсмъ не истопится. Такая была эта изба: грязная, старая, въ полу свтились щели. Въ одномъ углу былъ образокъ и подъ образкомъ лавки и столъ и противъ него большая печка.

Дти прежде всего увидали въ изб своихъ ровесниковъ: босоногую двочку въ одной грязной рубашонк и толстопузаго мальчика, почти голаго. Еще третій ребенокъ, годовалая двочка лежала на конник и заливалась, плакала. Хозяйка утшала ее, но бросила, когда вошла няня съ дтьми, и стала прибирать для нихъ мсто въ переднемъ углу на лавкахъ и отол. Няня принесла изъ коляски мшокъ съ блестящимъ замкомъ; крестьянскія дти дивились на этотъ замокъ и показывали его другъ другу. Няня достала бутылку термосъ съ теплымъ молокомъ и хлбъ и чистую салфетку и разложила на столъ:

— Ну, дтки, идите, вы, чай, проголодались.

Но дтки не шли. Соня, двочка, уставилась на полуголыхъ крестьянскихъ дтокъ и, не отрывая отъ нихъ глазъ, смотрла то на того, то на другого. Она никогда не видывала такихъ грязныхъ рубахъ и такихъ голыхъ дтей, и дивилась на нихъ. А Петя смотрлъ то на нее, то на крестьянскихъ дтей и не зналъ, что нужно, смяться или удивляться. Особенно пристально смотрла Соня на ту двочку на конник, которая громко кричала.

— Отчего она кричитъ? — спросила она.

— сть хочетъ, — сказала мать.

— Такъ дайте же ей.

— И дала бы, да нту.

— Ну, ну, идите же, — говорила няня, занятая раскладкой хлба на стол. — Идите, идите, — сердито повторила няня.

Дти послушались ея и подошли. Няня налила имъ молоко въ стаканчики и подала съ ломтемъ хлба, но Соня не стала сть, отодвинула отъ себя стаканъ. То же, посмотрвъ на нее, сдлалъ и Петя.

— Разв это правда? — сказала Соня, указывая на женщину.

— Что правда? — спросила няня.

— Что у нея молока нтъ, — сказала Соня.

— Кто ее знаетъ, не наше это съ вами дло, а вы кушайте.

— Не стану, — сказала Соня.

— Не стану и я, — сказалъ Петя.

— Ей отдай, — сказала Соня, не спуская глазъ съ двочки.

— Ну, будетъ вамъ пустое говорить, — сказала няня, — кушайте, а то простынетъ.

— Не буду кушать, не буду, — вдругъ закричала Соня, — и дома не буду, если ей не дашь.

— Кушайте вы сначала, а останется — и ей дамъ.

— Не стану, пока ей не дашь.

— И я тоже, и я тоже, — повторилъ Петя. Ни за что не буду.

— Пустое это вы затяли и пустое говорите, — сказала няня, — разв можно всхъ уравнять? Кому Богъ далъ, вамъ, вашему папаш Богъ далъ.

— Отчего Онъ имъ не далъ? — сказала Соня.

— Не намъ это судить, такъ Богу угодно, — сказала няня, и отлила въ чашку молока и подала баб, чтобы она дала ребенку. Ребенокъ сталъ пить и затихъ, но дти не угомонились, и Соня всё не хотла ни пить, ни сть.

— Богу угодно, — повторила она. — Зачмъ же Ему такъ угодно? Злой Богъ, гадкій Богъ, не буду за это Ему никогда молиться.

— И нехорошо вы говорите, — качая головой, сказала няня, — такъ нехорошо, вотъ я папаш скажу.

— И скажи, — сказала Соня, — я теперь ршила, всё ршила, не нужно и не нужно.

— Чего не нужно? — спросила няня.

— А того, чтобы у однихъ было много, а у другихъ ничего.

— А можетъ-быть, онъ нарочно, — сказалъ Петя.

— Нтъ, злой, злой. Не буду ни пить ни сть. Злой Богъ. Не люблю его.

Вдругъ съ печи заговорилъ хриплый голосъ и закашлялся:

— Эхъ, ребятки, ребятки, хорошіе вы ребятки, да неладно говорите.

И опять закашлялся. Дти уставились на печку и увидали, что съ нея свшивалась сморщенная, въ сдыхъ волосахъ, голова, и, покачиваясь, говорила:

— Богъ не злой, ребята, Богъ добрый, ребята, Онъ, ребята, всхъ любитъ. А что одни колачи дятъ, а у другихъ хлба нтъ, это не Онъ установилъ, а люди сдлали, а потому сдлали, что Его-то забыли. — И опять закашлялся. — Забыли, оттого такъ и сдлали. Забыли, что одни живутъ, a другіе маются, а жили бы по-Божьи, у всхъ бы всего было.

— А какъ же сдлать, чтобы у всхъ всего было? — спросила Соня.