— Вы правы, товарищ Жуков. Беломорканал тоже нужен. Но есть истинно русский дух. Его хранитель — православие.

Жуков вытянулся в струнку. Он молчал и молил самому вождю продолжить тему. Она могла и тенькнуть на высокой ноте. И оборваться. Пан или пропал.

— Идите, товарищ Жуков. Мы встретимся чуть позже, — неожиданно закончил Сталин, к недоумению Жукова. Кто пан — известно, а кто пропал — еще нет…

Сталина боялись и восхищались им одновременно. Он был умен и осторожен, не нажил себе тайных проклятий, какие навлекли на себя соратники Ильича, бесшабашно расстрелявшие многих церковнослужителей, сославшие на Соловки верующих, ограбившие и промотавшие по пустякам храмовую утварь. В духовной семинарии, где он в отрочестве учился, был приобретен первый урок благоразумия: Церковь выживает всегда потому, что умеет выжидать.

Не он ли исповедовал это правило всю жизнь? В будущем многие попытаются очернить его, но кто докажет, что он самолично распоряжался расстрелами, гнал на Колыму или в подвалы Лубянки? Он выслушивал мнения и говорил им: делайте так, если считаете нужным. Или: мне это не нравится, но делайте. Они занимались самоедством, и он внимательно, как опытный овчар, следил, чтобы не упало поголовье стада, чтобы оставалось оно здоровым, способным преодолеть не один перевал. Он сам нагонял на них волков, чтоб те убирали хилых и больных, заразных, а потом убивал волков. Он боялся переборщить, и эта боязнь мешала ему спать, зато утром он слышал хвалу себе и заново сортировал стадо на больных и здоровых.

Не так ли Всевышний распоряжался своим стадом?

Сохнущая рука поначалу мерещилась ему карой божьей, но он убедил себя в обратном: слишком часто он сжимал в этой руке плеть и палку ради благих целей; а замахнулся — бей.

Он не случайно вспомнил о Церкви. Никогда не притеснял служителей и зорко оберегал ее владения, не допуская сектантской поросли, и Патриархия платила ему молчаливым послушанием.

Единственный храм он велел разрушить опять-таки при молчаливом согласии патриарха: при всей красоте и легкости своей, он нес масонские символы.

Ни один священник не пострадал от него. А кто попал в общую мясорубку — в семье не без урода. В этот трудный для него час, когда картонные болванчики писают и раскисают от страха, он твердо рассчитывал на понимание. В неровный час идут к сильному соседу.

«Я первым покажу пример коммунистам, что самый лучший друг тот, кто сопротивляется молчаливо», — решил он. Гитлер коварно обманул его, предал. Пусть это послужит ему уроком — не связываться с дьяволистами.

Сталин велел вызвать на дачу своего личного секретаря Поскребышева. Он напоминал ему сурового духовника. Он сам сделал его таковым для собственной отдушины.

— Товарищ Поскребышев, — обратился он к секретарю, прервав долгое хождение по гостиной, — а не встретиться ли нам с владыкой в сей неурочный час?

— Очень правильно, Иосиф Виссарионович, — с готовностью ответил тот, будто именно он битый час уговаривал вождя вызвать патриарха и поговорить с ним по душам.

— Тогда передайте Власику, что товарищ Сталин поедет к владыке в самое ближайшее время.

Поскребышев изумился до глубины души, сделал все возможное, чтобы не открылось его изумление вождю — чего он только не перевидел и не слышал, а такое впервые, — но рыжий глаз уже подкрасился зеленкой.

— Да, товарищ Поскребышев, — нажал голосом вождь, — товарищ Сталин может позволить себе хворать, не покидать этой комнаты, но не уважать божьего кесаря прав у него нету…

Со всеми мерами предосторожности кортеж выехал из ворот ближней дачи и на умеренной скорости двинулся к патриаршей резиденции. И как бы онемели в эту минуту его ближайшие сподвижники, будь они здесь, что первый выезд после отсидки он делал к владыке, минуя Кремль.

Владыка того боле изумился, когда ему сообщили о неурочном визите главы государства.

— Как быть будем? — спросил патриарх у своего духовника при сем сообщении.

— Владыко, не вем, — честно ответил духовник.

— Вот и я не вем, — призадумался патриарх.

— А если святотатство надумал? — спросил духовник.

— Не поехал бы, — разумно рассудил патриарх. — За отпущением грехов, вот как… Как быть будем? — повторил он.

— Так мыслю, владыко, — говорил духовник, сметливый и пытливый книгочей, за что держал его патриарх в непосредственной близости. — Заручиться хочет поддержкой Православной церкви. Боле идти ему не к кому. Грешен зело, гневен, но понятлив. За нами, почитай, Русь-матушка, не за ним.

— Ладно, оставь меня, дай с мыслию собраться. Неловко как, час поздний, и не всякий день такой гость…

Духовник исчез юрко, несмотря на преклонный возраст. Но в гостевые покои не направился, выжидал, заслонившись пилоном.

— Ты чего здесь? — прошипел он при виде послушника, бредущего с ендовой в руках мимо покоев владыки.

— За брусничной водицей послан, — ответствовал послушник без страха, намереваясь идти дальше.

__ Что-то не припомню тебя, — нахмурился духовник.