Тё Степан Мазур, Илья
Шрифт:
В глазах потемнело, свалился в спасительный омут отключки. Тело исчерпало свой ресурс, и мозг поспешил отключить второстепенные функции, пока не наступила смерть.
Я больше не контролировал ситуацию.
* * *
Пробуждение от боли в плече было не из приятных. Неудачно повернувшись на бок, я очнулся в антирадиационной комнате. Жутко болели ноги, плечи. Но не так, как что-то вопило внутри меня, терзая не столько физической болью, сколько внетелесно.
Душа? Дух? Совесть? Сам чёрт ногу сломит в определениях.
– Дядя, очнись! Дядя!
– Послышалось сбоку.
Я поднял тяжёлую голову и в свете утрешнего солнца, льющегося из-под потолка розового вагона через открытую дверь, увидел спасённого нами пацана. Он стоял надо мной, придерживаясь за край дверного проёма. Паренёк еле-еле стоял на ногах. Бледный весь, он смотрел исподлобья. Высохшие, потрескавшиеся губы говорили о том, что хочет пить. Надо его напоить. Так, где же мои силы-то?
– Дядя, очнитесь. Надо уезжать. Ехать надо. Слышишь?
– Почти шептал он настойчиво, пока я пытался собраться с мыслями и проанализировать ситуацию. В голове всё плыло. Получалось не очень. Да какой там не очень – нихрена не получалось! Откуда столько бреда?
– Ехать… да, - пробормотал я, пытаясь понять, что вообще происходит. Слова удались с трудом. Щека кровоточила, язык с недоумением пролез наружу через дырку в ней.
Вот так сюрприз. Выходит, щёку не зашили? Плечо болело, порванный антирадиационный костюм, сукровица и высокая температура вместе говорили, что боль в плече неспроста - что-то в плече явно было лишнее. Выходит, и рану не заштопали. Но как так? Отчётливо помню, что Брусов меня штопал. Иголка перед глазами, свет фонарика в глаза.
– Дядя, вставай, - упорно бормотал малец бледными губами. Он тоже говорил с трудом, и мне казалось, что вот-вот он упадёт.
– Уезжать надо. Очень надо. Она близко.
Проморгавшись, я понял одну вещь. За время всех галлюцинаций я знал о своих ранениях, но не чувствовал боли как таковой. Возможно, боль была связана с отголосками этой, настоящей боли. А теперь я наконец-то очнулся? Чем доказать можно? Ничем. Только боль подскажет, что всё ещё жив.
Что, чёрт побери, произошло?
– Да… встаю.
Так, отдых был? Вряд ли. Кто бы мне дал отдыхать? Десятки убитых на совести, паровоз без угля, зверюга какая-то ходит у состава, мутанты эти ещё. Значит, отключка была, но отдыха не было.
Так, а бабы были? Вика то ладно, но вот Ленка! Нет, она же дочь, хоть и приёмная. Значит, снова бред. Выходит, что всё ЭТО привиделось? Слава Богу!!!
Вставай, Громов. Вставай!
Я поднялся и, покачиваясь, обошёл мальца. В розовом вагоне в проходе лежали окровавленные носилки, бинты, противогазы, ботинки, оружие. Переступая через них, невольно наступая, пошёл по составу. Малец тенью двинулся за мной.
– Погоди, дядя. Я должен идти с тобой.
– А… хорошо.
– Я не знал зачем, но спорить даже с ребёнком сил не было. В голове был такой бедлам, болью стегало тело, а во рту как песка насыпали. Больше всего на свете хотелось пить. И слова… Так странно говорить с порванной щекой, получается с присвистом.
Члены моей экспедиции валялись кто где, грязные, обессиленные, часто в крови. Они лежали в беспорядке, почти как мёртвые, часто прямо друг на друге. Костюмы всё ещё были на них. Попытки привезти их в чувства ни к чему не приводили. Спали мёртвым сном или в этом самом бреду галлюцинаций.
Среди прочих я нашёл и Таранова. Он не был связан, никого этот пленник не интересовал. Потратив с минуту за извлечение ремня из штанов Тая, я сцепил руки сталкера за спиной. Так надёжнее.
Ленка оказалась рядом с моим купе, лёжа в проходе. СВД её, однако, покоилась на столике рядом. Зажав щёку одной рукой, я забормотал:
– Лена? Лена, очнись.
Ноль эмоций. Тело вообще не реагирует на раздражители. Разве что дышит, живая Добудиться, однако, невозможно. Пришлось поднять её на руки, уложив на нижнюю полку. От веса на руках закружилась голова, едва не рухнул вместе с ношей. Ноги были как не свои.
Добраться до резервуара с водой было самой верной идеей. Прижимая щёку, с ходу выпил литр, терпя боль. Жидкость предала сил. Налил стакан воды мальцу, протянул.