Ирия прочла абзац "Сказания о битве Северной Ведьмы и Южного Колдуна". В пятый раз.

И подняла глаза на герцогиню.

А та вдруг отложила рукоделие.

– Мне тоже неспокойно, Ирэн!
– вздохнула Катрин. Поколебав хрупкое пламя ближайшей свечи.

Странно - свечи и луна мерцают почти одинаковым бледным золотом. Сейчас.

Но свет одних - успокаивает. А другой - вселяет темный потусторонний ужас. Не зря ей поклонялись суеверные предки...

Катрин после известия о спасении сына больше не напоминает тень самой себя. Но это еще не значит, что и не тревожится.

Герцогиня жестом указала Ирии на скамеечку у ног.

Лиарская беглянка с радостью пересела. Катрин - не старый герцог, рядом с ней - тепло. Медово-золотистые свечи - это не луна.

Тепло. Но почему-то - грустно. Хоть грустить и глупо. И бесполезно.

Прошлого не вернуть. И не изменить. А значит - Карлотта никогда не станет такой, как Катрин. Как Ирии не превратиться во вторую Эйду.

Зато Эдвард Таррент был замечательным отцом. В отличие от Ральфа Тенмара. Всё сразу получить нельзя, это - непреложный факт и суровая реальность. Но всё равно - грустно.

Катрин привлекла девушку к себе. И замерла, перебирая ее отрастающие волосы.

Герцогиня могла сидеть так и полчаса, и час. А лиаранка закрывала глаза и представляла... Нечего тут стыдиться. И не предательство это никакое. Катрин - много старше Карлотты. Но бабушкой-то Ирии она могла быть. По возрасту. Хоть приемной...

Глупая ты девка - как грубо, но верно сказал Джек. И мало тебя жизнь учила. Как брошенный котенок норовишь поскорее найти нового доброго хозяина.

Эх, ты! А еще беглая государственная преступница в розыске!

– Спеть?
– едва слышно прошептала Катрин.

– Спойте!
– с готовностью согласилась Ирия.

У матери Анри - хороший голос. У него самого когда-то был - тоже. Катрин рассказывала...

Вот только ее песни обычно очень грустны. Как и сейчас:

– У беды глаза зеленые -

Не простят, не пощадят.

С головой иду склоненною,

Виноватый прячу взгляд...

Горький ком подкатил к горлу. Ирия не выдержала и привычно подхватила:

– В поле ласковое выйду я

И заплачу над собой -

Кто же боль такую выдумал,

И за что мне эта боль?!..

– Ну развели сырость, две дуры-бабы!
– Герцог Ральф Тенмар ввалился, как обычно - без стука.
– Ладно - ты, но девку-то чего до слёз довела?

– Я сама...
– Ирия быстро сморгнула горько-соленую предательницу. И в самом деле выкатившуюся из уголка глаза.

– Сама она! С завтрашнего утра будешь на час дольше железками махать. Глядишь - лишняя дурь и выйдет. А сейчас пойдем-ка - письмо поможешь написать.

– Письмо?
– подняла удивленный взгляд мать воскресшего сына.

– Письмо-письмо, - проворчал герцог.
– Ты свое тоже пиши. Оба перешлем!

– Анри?!

– Да тише ты! Кому ж еще? Хоть и все слуги - проверенные, а кто ж знает? У Ревинтера, чтоб ему сдохнуть раньше меня, в каждом доме Эвитана - по шпиону. А в каждом хлеву - по лазутчику! Представь, сколько их в замке поместится?

Ритуал повторяется вновь.

Мрачноглазый старик в кресле. По грудь укрыт теплым пледом.

Обита синим сукном скамья. Тёмно-рубиновое вино льется в два бокала...

Свечи. Чернильница - вздыбившийся дракон. Белые листы с герцогской короной.

Разумнее писать не на гербовой бумаге. Раз уж послание Ральф Тенмар нелегальным способом пересылать собрался.

Но у него могут быть свои причины. Герцог мало что делает зря. Раз пишет именно так - значит, есть основания...

– Пиши!
– старый дракон с мерзнущими ногами сунул "племяннице" чистый лист. С тенмарской короной в углу.

– А вы?

– Я напишу свое.

Он что - ошалел? А то у Ревинтера не найдется образцов почерка Ирии Таррент. Да еще и на тенмарской бумаге!

Может, проще сразу приглашение в гости прислать? Это какая-то сложная интрига? Или у старика просто ум за разум зашел? От потрясения?

– Он будет рад прочитать что-нибудь от тебя, - голос герцога потеплел.

Вряд ли врет. Значит - действительно спятил от радости. Или от горя.

– Письмо могут перехватить.

И тогда Дракон Тенмара особо не пострадает. А вот лиарскому стрижу уже не улететь. От королевской стражи.