Треть своих добивает смертников. А Алан нещадно шпоря коня, ринулся в погоню. Во главе пары десятков - вперемешку из двух отрядов.

Верхом, по ровной, прямой дороге. Догонят быстро...

Если по прямой! Творец милосердный, сделай похитителей полными дураками. Пусть им и в голову не придет свернуть! Ради всех агнцев, голубей и их кротости!

Должно получиться. Всадники - действительно быстрее кареты. А путь здесь один... не считая лесных троп! По лесному бурелому и верхом-то вскачь не проберешься. Что уж говорить об экипаже? Не потащат же женщин через лес пешком...

Угонщикам еще повезет - если отделаются пулей! Если Эдингем будет в хорошем настроении.

А то деревьев здесь много...

Луна соизволила величественно выкатиться - из-за набрякших снегом туч. И Алан даже с его зрением еще издали разглядел карету. Притулившуюся у самого края дороги. Одним колесом - в придорожном овраге.

И с настежь распахнутыми дверцами. Пустую.

Глава четвертая.

Эвитан, Лиар.

1

Из-за серо-черных туч торжественно выплывает налитая кровью луна. Над застывшим зимним лесом - из страшной сказки.

Уныло чернеют колья давно облетевших лиственных деревьев. Зловеще топорщатся тёмно-зеленые лапы мрачных елей и сосен.

Лунный луч выхватывает из тьмы серо-сизые сугробы. Еле заметную, полузанесенную снегом тропу. Дрожащую Эйду, суровое лицо Карлотты...

И рваный багрово-алый силуэт - вокруг неподвижного тела на снегу! Как те колышущиеся в темноте тени, что Эйда так часто видела в ночных кошмарах...

Алые, вечно голодные. Они приходят во тьме. Окутывают саваном и забирают силы и жизнь. У тех, кто пролил слишком много крови...

Глупости. Такое снится не солдатам и разбойникам, а жалкой, слабой девчонке, не пролившей за всю жизнь ни капли чужой крови.

Или Эйда - хуже любого наемника и бандита с большой дороги? Потому что не защитила собственную дочь!

Почему никогда прежде Эйда не видела кровавую луну наяву? Почему - именно сегодня? Тени идут за ними?

"Луна помнит тех, кто ее не боится".

Кто это сказал? И при чём здесь Эйда? Она всегда боялась луны... А еще - мрака. И живущих в нём чудовищ!

– Очнись!
– железные пальцы сквозь одежду сжимают плечи, безжалостно встряхивают. Живые и отнюдь не ледяные пальцы.

– Луна. Луна... в крови.

– Луна как луна, глупая девчонка! Ты всегда была самой трусливой из всего моего выводка! Хуже - только Леон, - презрительно кривятся тонкие губы Карлотты.

Она не видит алого следа на небе. Только на земле. А кого пугает чужая кровь на уже мертвом теле? Никого, кроме Эйды. Но ей никогда и не отнять ничью жизнь. Даже у злейшего врага...

– Я сказала - очнись!
– чужие руки встряхивают сильнее. Вырывают из призрачного мира...

Теней - нет. Только отливает странным блеском луна. А на еле видимой нити тропы - убитый незнакомец. И жжет зеленоватая сталь яростных глаз матери.

Но багровый отсвет "помнящей" никуда не делся!

– Зачем ты это сделала?!

– Затем, что теперь мы - свободны!
– Карлотта с невообразимым спокойствием опытного убийцы вытерла нож. Об одежду убитого.

В тусклом свете кровь похожа на ржавчину. Но ту с лезвия не стереть. А вот кровь стекает легко.

Анри Тенмар погиб - потому что Эйда струсила. А она еще вообразила, что на ней нет крови!

Благородный офицер Тенмар... Мирабелла...

– Мама...

Отец всегда говорил: сто раз подумай, прежде чем лишить кого-то жизни. Ведь ты уже не сможешь ее вернуть.

Папа... он, наверное, не считал, что заточить в монастырь - это тоже отнять жизнь.

– Ты же не думала, надеюсь, - даже ты!
– что он и впрямь нас освобождал? Свободу каждый добывает сам. Или не добывает. Бежим!

Живое железо вновь сжимает запястье. Карлотта решительно тянет бестолковую дочь.

Опять - бегом. Как только что - за незнакомцем. Пока мать с ледяным хладнокровием не всадила бедняге нож в спину. А потом - в бок и в грудь. И луна вдруг окрасилась кровью.

Эйда увидела это. А Карлотта посмеялась над ее страхами.

– Мама!

Дыхание прерывается, глушит слова... Куда они бегут? Кому и когда удавалось сбежать - от всевидящей луны?

– Мама!..

Нога провалилась в сугроб - и Эйда растянулась на снегу. А Карлотта, не замедляя сумасшедшего бега, тащит ее дальше!