Во дворе сидел рыжеватый ушастый песик и думал над миской куриных косточек. По раздувшемуся пузику было понятно – он съел гораздо больше, чем собирался и, судя по выражению морды, скоро настанет момент, когда лишняя еда попросится наружу.

– Привет, Маркел номер два.

Прорычав вялую угрозу, песик скорчился и блеванул. Как Самсон во время открытия летнего сезона. Смущенно посмотрел на меня, уронил одно ухо, и тявкнул. Я поспешила к своей парадной. Не могу видеть такое – саму тошнить начинает.

– Постойте! – Гриша гнался за мной как за отъезжающим автобусом. – Я так и знал, что вы сейчас обратно пойдете.

– Мир рушится? – невежливо буркнула я.

– Конечно, – судя по ответу, Гриша был рассеян сильнее обычного, – Вы знаете, я не люблю сплетни…

Ну вот, сейчас мне снова расскажут про СПИД и про то какая я развратная.

– Говорят, что та дама, что упала с крыши, она была совсем одинокая. И как сказали знающие люди – она оставила завещание. На квартиру и прочее имущество. Все гадают – кому именно. Вроде бы – на того, кто был ей близок. И все вдруг вспомнили, что они успели этой даме помочь. Любочка тоже помогала…

– Это не страна, а обосраться просто, – высказалась я и удрала от Гриши.

Который стоял столбом, тщетно пытался вспомнить, не мог ли он случайно помочь Черной графине. Наверняка, скоро решит, что она его вопли о грозящей катастрофе воспринимала как действенную поддержку. И когда огласят завещание – весь наш двор соберется на митинг. И все станут орать о несправедливости и о том, как они переломались, обихаживая коварную и неблагодарную старуху. А я наберусь смелости и жалко пропищу:

– А ни хрена вы ей не делали!

И тут меня постигнет незаслуженная, но справедливая кара. Меня просто растерзают на запчасти. Люди очень не любят правду. Особенно, если дело касается недвижимости в центре любого города.

Где Вова прятал заначку, я не узнала. Но к моему возвращению он был пьян как архетип говнаря. Разломанная вешалка валялась на полу. Рядом – косуха. На ней – ноги Вовы. На одной – носок. Дырявый на пятке. И большой палец тоже торчит.

– Куда? – отчетливо прохрипел Вова.

Я испугалась, что он меня заметил, но напрасно. Ему виделись совсем другие лица. Надеюсь, не с рогами.

Любое живое существо обладающее самосознанием борется за ясность мысли. Это в природе заложено. Нельзя терять бдительность ни на секунду – иначе пропадешь. Но человек такая тупая сволочь. Особенно Вова. Ну, на кой черт он не просыхает так долго? Подохнет же, и я не смогу разведать все секреты Голоса.

Преспокойно стырив ключ, я проверила фотик. Пусто. Грустно мне. У меня нет ни одной фотки Панка. Поставив аккумулятор на подзарядку, подумала – неплохо бы пометить место смерти Панка цветами. И носить их туда раз в два дня. Когда устроюсь на работу – непременно так сделаю.

Мысль снова зацепилась за слово «самосознание» и обдумывала его со всех сторон. Интересно, а у двора, у домов есть это самое самосознание? Наверное, есть. Не может не быть. А когда они его теряют, тут и налетают всяческие беды и начинается уплотнительная застройка.

Есть ли самосознание у тех, кто желает эту застройку я не была уверена. Но совести у них нет совершено однозначно.

Хотелось есть и немного – повеситься. Но умереть я всегда успею, а вот отправляться в гости у Голосу на пустой желудок что-то не охота. Вдруг я там задержусь надолго? Холодильник был пуст. Вова наведался в него и теперь в нем даже яиц не оказалось. Вот гадство! Денег нет, еды нет, а аппетит совсем разыгрался. У меня оставались сок и печенье, от которых отказался Голос. Но я забыла их на полу за дверью той самой комнаты.

На кухонной полке был обнаружен жалкий пакетик китайского заменителя еды в виде скучной вермишели. Немного кипятка и обед готов.

Аккумулятор слегка зарядился, теперь можно рискнуть и попробовать разоблачить Голос.

Теперь проблем с дверями не случилось. Я даже успела получше рассмотреть их. На первой как минимум один раз меняли ручку. До последней покраски. Если провести рукой – чувствуется неровность – там, где была прикручена предыдущая. На второй двери меняли все – и замки и ручки, не меньше десяти раз и не перекрашивали. Но она очень прочная была, скорее всего, дубовая.

Получалось, что в неучтенное пространство кто-то периодически проникал. Давно. Но хоть раз при Вове.

По другой версии сам Вова надирался до чертиков и выбивал двери своим телом.

Не исключено, что все случалось совсем иначе. Например, Вова нашел эти двери на помойке и установил их у себя дома.

Но в одном я абсолютно уверена – Вова знал что-то про эту комнату. Но судя по пыли на полу, он в ней лет десять не показывался.

– Привет! – глядя на рояль, поздоровалась я, судорожно пытаясь спрятать фотик под футболкой.