– Зачем?

– Так надо.

– Тебе надо, ты и так, – невразумительно ответил Панк.

В пакете оказались те самые слоеные булочки с фруктами и корицей, которые я так люблю! И еще там были такие – с белой помадкой, похожие на кренделя. Ммм, как они мне нравятся!

Все невзгоды ушли на второй план. На некоторое время. Потом позвонил Дэн.

– Привет. У меня вопрос. На кого твоя квартира записана? Я тут подумал – все дело в ней. Ты подумай хорошенько и с юристом посоветуйся. У меня все хорошо. Пока! – он высказался со скоростью пулемета и отключился.

Рассказав Вове и Панку про предположение Дэна, я начала вспоминать. Вроде бы квартира сначала была бабушкина и деда. Точнее – сначала дедушкина и его родителей. Потом – общая. А вот потом мама меня куда-то водила за руку, мы подолгу томились в злобных очередях и я подписывала какие-то бумаги. Это дело называлось приватизация. Но я особо не вникала. Мне все эти ходынские митинги казались полным надувательством и идиотизмом.

– Наверное, на меня, – я почти была уверена в своей правоте.

Однако никак не могла вспомнить, куда делась папка со всей этой бумажной лабудой. Я ведь только коммунальные счета в лицо знаю. Про остальное как-то не думала.

– Если она твоя, то жди гостей. Не сразу, конечно, но они объявятся. С заманчивым предложением, – усмехнулся Вова.

Он снова устроился у окна и курил как шаман во время общения с духами предков. Я встала рядом, проверить – видно ли отсюда Графиню. И, правда – вон ее силуэт на фоне синего неба. Панк воспользовался случаем и еще раз рассказал Вове про листовки и про кошку, а потом решил нам почитать. Я, чтоб зря уши не мучить, взяла тряпку и начала воевать с пылью.

– Севастополь. Великий город, российский напрочь, чтобы не трендели наши враги. Ежедневное срочно-мальпостное сообщение с Ялтой через Балаклаву и Байдары. Так и написано – сообщение поддерживается мальпостами и автомобилями. Дальше – тарифы извозчиков, чтоб не обжулили. Есть трамвай! И тут еще про яличников есть – к любому военному судну довезут. На паровых катерах дешевле, но не к кораблям, а к какому-то Инкерману и еще куда-то. Тут еще про экскурсии на линейках пишут… Итак, что есть Севастополь? Правильно – военно-морской порт, в тяжелую для России годину, на протяжении долгих одиннадцати месяцев сумевшего защитить Россию от натиска всей Европы. Что нашел враг, захвативший город? Груды развалин, под которыми наши вечное упокоение свыше ста двадцати пяти тысяч беззаветных, отважных защитников отечества. Вот блин, прикинь, если бы я жил в то славное время…

За это стоит выпить. Но нечего. Вован, а как насчет пива?

– Нормально. Его вчера еще кто-то вылакал. Не знаешь кто?

– Ну, так я схожу по-быстрому. Вы тут без меня не скучайте.

Вова не то медитировал. Не то дремал. И, воспользовавшись случаем, я подумала, что по какой-то странной причине убираться в чужом доме мне нравится гораздо больше, чем в своем. Хотя меня даже не хвалят за старательность. Продолжая борьбу с пылью, добралась до бюста Ленина. Вытерла его. Потом тумбочку. Но по краям, у самого основания вождя, никак не получалось навести блеск. Тогда я аккуратно приподняла Ленина, прижала его к себе, и, боясь уронить, провела рукой под бюстом.

Рука нащупала небольшой предмет, который я тут же вытащила. Одной рукой Ленина придерживаю, а в другой – ключ. Небольшой такой. Плоский. Светлого металла. Обычный ключ в необычном тайнике.

Вове про свое открытие я говорить не решилась. Он заругается. А потом ключ перепрячет. А у меня на него свои планы. Не на Вову, конечно, на ключ. Но планы имеются. Не совсем честные, но я же воровать ничего не стану. Просто посмотрю и все. Не зря же он дверь запер. Но не от меня же? Я тут совсем недавно. Значит – от говнарей прежних. Оставалось придумать, как бесшумно открыть дверь при Вове.

Ленин улыбался коварно, словно догадывался о моих нечестных помыслах, но выдать меня он никак не мог. Погрозив ему кулаком, я пошла вытирать пыль на книжной полке. Пыли полка нравилась и это было сразу видно. Наверное, философы, история древнего Рима, поэты эпохи Возрождения, мемуары о Второй мировой притягивают к себе тлен.

Поразмыслив, я вернула ключ на прежнее место. До лучших времен.

Панк явился невеселым, скорее – злым. Выгрузил авоську с пивом и долго шептался с Вовой. Я смогла расслышать «еще три штуки содрал». Даже заподозрила неладное. Может, он шантажирует кого-то? Или у него самого три штуки отобрали? Но когда я вошла в комнату, они тут же умолкли и состроили совершенно дебильные беззаботные рожи как у открыточных котяток. Значит, шушукались на мой счет. И тут меня словно кипятком ошпарили. Три штуки содрал – это про листовки!

До вечера сидеть у Вовы мне расхотелось. Неприятно находиться среди людей, которые знают про тебя больше, чем говорят. Такое ощущение, будто у меня смертельная болезнь и все думают – она не понимает, что скоро помирать, так не будем ее расстраивать. Будем жалеть ее молча, запоминая, как она страдала. И – как хорошо, что эта гадость случилась не с нами. Вот черт! А если бы такие листовки смастерили с фото Вовы или Панка – они бы просто посмеялись и все дела. Я тут же у них спросила об этом. И поняла – ни фига бы они не смеялись.