– Хватит! Я спать хочу!

Уткнувшись в подушку, я старательно делала вид, что сплю. Ну их – вот привязались. Не хочу их видеть! Перевернулась на другой бок, прижалась к горячему Панку и успокоилась.

Явление третье.

Второе произошло при Панке, поэтому оно не стоит упоминания. Я даже не видела, кто приходил насладиться моим телом.

Звонок в дверь, вопрос – «Кто там?», ответ – «Я по объявлению», голос взрослый, масляный, вкрадчивый, добрый. Убить меня мало – я открыла.

– Эээ, я думал вы помладше.

Улыбки не было, зато была обширная плешь, обрамленная длинной кудрявой куделью цвета старой швабры. Из внешности запомнился нос, такой же масляный, как и голос. Цвет глаз – жидкий. Непримечательный тип, который не вызовет доверия у любого взрослого.

– Я все с собой принес. Не доверяю…, – судя по количеству презервативов, передо мной стоял недоверчивый половой гигант Питера.

Интересно, что у него в пакете?

Про содержимое пакета узнать не удалось. Не удовлетворенный моим возрастом, гигант пошаркал ботинками и удалился. Педофил, наверное.

Сплетня про гордого певца Ремке.

Он хорошо поет, но исключительно даром и только для своих друзей. Его просят – ну спой у меня дома, я тебе денег дам, а он ни в какую. Вот черт, а в друзьях у этого Ремке кто б вы думали – барон Ротшильд. Офигеть! Ну конечно, Ротшильд наслушавшись романсов Ремке… Стоп. Он ему романсы пел? Уржаться можно. Ну да ладно. Итак, Ротшильд и его гости пришли от романсов Ремке в полный восторг, а барон задумал певца хоть как-то отблагодарить. Но фантазии у него было как у любого олигарха. И он, оставшись наедине с Ремке (это очень важная и достоверная деталь!) дает певцу пустой чек. Говорит – сам сумму впиши. Вот жлобяра, хоть и барон. А Ремке чек взял, да как порвет его на клочки и гордо так говорит:

– Мой друг, я был вашим гостем и в качестве такового охотно пел, но сегодня был у вас последний раз…

Знатная врака. С уклоном в саморекламу.

– Сейчас чек был каждый подписал. Первая цифра – девять, а остальное – нули. Маленькие такие, чтоб больше влезло.

Почему именно девять? Я бы единицу написала.

– Вова. Признайся, друг, а ты сам бы как поступил? Хотя я и сам могу сказать. Тебе бы тоже дали чек. А ты бы его обналичил и облагодетельствовал своего бедного товарища, то есть меня. Ты ведь благотворитель?

– И кто это у нас тут бедный?

– Ну, скажи, как бы ты поступил?

– Отвянь по-хорошему. Но одно я знаю точно – тебе тоже бы чек дали, с просьбой больше не петь нигде и никогда.

– А тут еще про продажу льда пишут, вот бедолаги, в те времена холодильников у них не было. Поэтому и готовили часто и часто ели что-то почти испорченное.

Что делать ночью, если на улице жара, а спать мешают всякие призраки, желающие морса? Правильно – гулять. Питер на то и придуман, что б им можно было в любое время суток наслаждаться. Правда, Панк мои восторги не разделял.

– Жрать охота.

– Вова спит уже. А у меня ни крошки еды.

– Ладно, уговорила. Пойдем искать хлеба и зрелищ.

– Чипсов купим и все дела! – обрадовалась я.

– Еда отчаяния, – вдруг выдал Панк и прибавил, заметив мое недоумение – Так называют еду, которую можно потреблять только в самом крайнем случае. Японцы с голодухи научились даже ядовитое кушать. Стойкий народ. Хотя я их разлюбил. Фильм увидел, как они из живых людей внутренности вынимали. Брр. Садисты они.

– Это не они садисты. Это врачи всего мира садисты. Ну, те, которые исследователи-экспериментаторы.

– Ты вслушайся, еда отчаяния! Звучит.

– А в России в голод кору с деревьев ели, и ремни кожаные варили.

– Много ты в голоде понимаешь, мелочь пузатая. Пошли уже.

Наши шаги звучали непривычно гулко. Словно во дворе обосновалось чужое эхо.

– Я знаю. Оно уже рядом, – таким словами нас приветствовал Гриша.

Он стоял в темноте парадной и как Ромео, наслаждался видом на Любины окна, слегка сверкающие в отсветах луны.

– Давай, напугаем его? – предложил Панк.

– Как?

– Ну, я приведением оденусь и …

– В нашем дворе приведений даже дети не боятся.

– Странно, я ни одного не видел.

– Ты чужой. Они чужим редко показываются, – пояснила я, а потом испугалась.

Вдруг Панк подумает, что у меня тараканы в голове разыгрались.

– Ладно. Гришу обижать не будем. Он блаженный. Как и все влюбленные. У него душа чистая. А давай у тебя во дворе поставим тантамареску?

– Не надо!

– Вот балда, ты ведь даже не знаешь, что это такое.