Раз Вова не очухался и не пришел бить меня стулом по голове – можно приступать к отворению двери.

– Я – вдовая свинья и чья-то незамужняя тетка, – сообщила я пространству, добавив – Кири-кири.

Ключ повернулся легко, но за дверью оказалась еще одна – совсем другая. Без ручки и замочной скважины. Вместо нее была круглая дырка. В которую я незамедлительно сунула указательный палец. Вопрос – зачем? Сама не знаю. Но палец прочно застрял в отверстии и вылезать не хотел. Мало того – в него успели впиться мелкие занозы. Что делать дальше я не знала.

– Вот Вова протрезвеет, пойдет меня искать, а я стою тут как последняя дура, – мысли побрели дальше, воображение рисовало самые неприятные картины моей встречи с разъяренным говнарем.

Хотела спеть что-нибудь подходящее моменту. Например, про ангела всенародного похмелья, но не смогла вспомнить слова. Вертелось что-то в голове, но очень неопределенное. С БГ всегда так – пока слушаешь, слова кажутся умными такими, а потом – пшик, и смысл ускользает. Хотя про ангела было проще простого написано. Жаль, что я ни фига не помню.

Уперевшись плечом в проклятую дверь, я толкала ее со всей силы. Потом решила отдышаться и подумала, что кто-то держит меня за палец с той стороны и сейчас этот кто-то возьмет ножницы и отрежет его. Я даже почувствовала чье-то прикосновение. Холодные цепкие руки мяли мой ноготь. Ужас какой – я ошиблась, он возьмет не ножницы, а щипцы и начнется полная инквизиция.

Страх мгновенно перерос в писклявую панику и я ударила дверь со всей силой. И устремилась за ней внутрь помещения, загнав палец еще глубже.

Естественно, первое время видеть я ничего не могла – все интересное находилось за моей спиной, а лбом я приложилась до искр в глазах. Но повернув голову и скосив глаза – забыла обо всем на свете. В полутемной комнате, без окон и мебели, стоял огромный черный концертный рояль. Тихий, монументальный и таинственный. Он был нелеп и уместен одновременно. Как черный слон в посудной лавке. Как локомотив на оперной сцене. Как пирамида фараона в метро.

Не то от удара, не то из-за рояля, процесс отрезвления решил начаться раньше положенного срока.

– Рояль. Как же так? Ведь тут должна быть кладовка. Тут больше чем кладовка быть ничего не может. Если подумать – то на расстоянии вытянутой руки должна быть стена, а за ней – дом, который находится в соседнем дворе. Мы же примыкаем друг к другу. Ну, не совсем так. Это будет дом, который справа, если зайти в соседний двор. Как-то так. И не иначе. Иначе быть не может. И как они исхитрились протащить по этому узкому коридору целый рояль?

Мысленно представив наш переулок с высоты птичьего полета, я еще раз убедилась – дома тут прилипли друг к другу как сиамские близнецы. Вовина квартира заканчивалась и начиналась чужая – но уже в здании по соседнему адресу.

Откуда тут может быть лишнее помещение?

– Вот ты и попалась! – произнес зловещий бархатный голос, принадлежавший не Вове.

Слово «попалась» он произнес «попалассссь» с присвистом, как шипение удачливой змеи.

Решив, что водка все-таки растворила мне мозг, я слегка огорчилась.

– А знаешь, что можно сделать с дурочкой, попавшей в ловушку? – голос был неопределенного возраста, но явно мужской. Неприятный, вкрадчивый, и почти довольный. Так мог бы говорить удав на свидании с кроликом.

Сознание говорило мне:

Рояль – клавиши. Черный рояль – белые клавиши. Как зубы. Зубы – опасность.

– Ты не кудяплик. Ты – рояль. Больше тут никого нет. Ты меня клавишами покусаешь? – мое предположение было не хуже любого другого.

Странно – мой голос звучал в почти пустом помещении с легким эхом. А тот, чужой – совсем иначе – глуховато, как из пыльного мешка.

Рояль безмолвствовал. А я пыталась извернуться, чтоб разглядеть, есть ли у него колесики. А ну как покатится прямо на меня и вправду кусать начнет? Клавиши ерунда, ведь у него есть такая крышка, которой можно разорвать даже слона на части. Нет. Слона вряд ли. Но хобот он ему точно оторвет. И уши. Рояли не так просты, как кажутся. У них много скрытых возможностей. А внутри вообще черт знает что понапихано. И вообще, инструмент, издающий такие звуки, не может быть миролюбивым. Я в детстве барабанила по клавишам, в школе, хотя совершенно не умела играть. Тогда он то ревел, то грохотал, то стонал как боль всего мира. Вру. В школе пианино было.

– Кусаться будешь? – повторила я обреченно.

– А вот и нет! – голос повеселел до мальчишеского, явно собираясь сделать со мной что-то гадкое.

Палец опух и застрял прочно, быть может, навсегда.

– Всегда подозревала рояли в коварстве и кровожадности, – заплетающимся языком сообщила я, надеясь, что не словила белку.

– Причем тут рояль? – удивился голос, причем, вполне искренне.

– Пианино? – робко предположила я, осознавая свое невежество.

– Где ты тут видишь пианино?