Битва началась утром на восемнадцатый день осады Рима. Готы под барабанный бой, с развевающимися знамёнами побежали к Вечному городу, стали двигаться к стенам «бараны» и деревянные башни на бычьей тяге. Лис велел стрелять из баллист в быков. Вскоре всех животных метко перебили, и нелепые сооружения замерли, не доехав даже до заваленных хворостом рвов. А одна из стрел, пущенных баллистой, продырявила пехотинца с такой силой, что пришпилила его к стволу дерева; он скончался на месте.

Первую атаку отбили, но Витигис бросился к Аврелиевым воротам, более уязвимым, чем другие. Здесь поблизости находилась могила императора Адриана. Горожане, оборонявшие стены, разбивали мраморные статуи, украшавшие это надгробие, и кидали глыбы в наступающих; вскоре тем пришлось отступить, а ромеи подтянули к воротам онагры и накрыли камнями убегающего врага.

Возле Саларийских ворот стены были тоньше других: тут когда-то находился виварий (помещение для диких животных, выступавших в цирке с гладиаторами), и «баранам» удалось пробить кладку. Но пока расширяли проломы, Велисарий перебросил сюда солдат со смежных участков и сорвал замыслы противника - многие из нападавших были перебиты.

Наступление готов захлебнулось. Полководец ромеев с небольшим отрядом выскочил верхом за ворота и погнал неприятеля прочь от столицы. В общей сложности у Витигиса в этот день погибли более тридцати тысяч воинов.

Ликование в Риме было повсеместное, а тем более, что неделю спустя в город по реке добралось подкрепление - более полутора тысяч всадников во главе с Мартином и Валерианом. Вместе с ними прибыла Антонина с Феодосием и Фотием. Муж, с одной стороны, был доволен появлению супруги и приёмных сыновей, но, с другой, стал тревожиться за их жизнь. Даже приказал:

–  Вещи не распаковывай и немедленно возвращайся в Неаполь. Вместе с другими женщинами и детьми.
– Помолчал и добавил: - Фотий с Феодосием могут остаться.

–  Я останусь тоже, - возразила жена.
– Не могу больше без тебя.

–  А без Иоаннины?

–  Девочка живёт на Сицилии с мамками и няньками в полной безопасности.

–  Всё равно лучше уезжай. Ситуация очень неустойчива. Враг готовит новые атаки, а в столице мало пищи и с жарой возможны гибельные болезни.

–  Не уеду, не уговаривай. Все мои мужчины - Фотий, Феодосий и ты - здесь. Я должна быть рядом, разделять ваши трудности и невзгоды.

Он подумал и сдался. Посадил Нино на колени, обнял, поцеловал и потёрся бородой о её плечо:

–  Как же я соскучился, дорогая…

–  Я соскучилась тоже. Не приехала бы иначе.

–  Как тебе удалось возвратить Феодосия?

–  Длинная история. Каллигон помог.

–  Феодосий расхотел принимать постриг?

Дама рассмеялась:

–  О, я думаю, да!

–  А к тебе в спальню?

–  Что - ко мне в спальню?

–  Тоже расхотел?

Та поморщилась:

–  Ты опять за старое?

–  Ну, шучу, шучу, это не со зла.

–  Больше не шути так, пожалуйста.

–  Хорошо, не буду.

А зато отношения между прежними друзьями, назваными братьями - Феодосием и Фотием - напряглись за последнее время до предела. Встретившись в Неаполе, чуть не подрались. Первым начал Фотий, обозвав приятеля греховодником и распутником. Бывший послушник терпеливо сносил его оскорбления, но потом не выдержал:

–  Да заткнись ты, задница. Осуждать легко! Я не по своей воле вернулся, между прочим.

–  Лучше сам заткнись и не возникай. Он «не по своей воле»! Маленький ребёнок? Взяли - отвели за ручку к драгоценной мамочке? Уши вянут.

–  Да, меня украл Каллигон!

–  Ах, его украл Каллигон! Надо же, какой прыткий! Даром что скопец.
– И скривился презрительно: - Мне-то не свисти. Этот Каллигон - на него плюнешь, он развалится.

–  Можешь мне не верить, только я не лгу. Вот война закончится, и опять уеду в Эфес. Навсегда уже. Всем, чем хочешь, клянусь.

–  Не клянись, ибо клятвы твои притворны и сродни поцелую Иуды.

–  Да чего ты ко мне пристал?
– крикнул Феодосий.
– Если б не твоя мамочка, я не сделался бы таким грешником. Не во мне причина, а в ней!

Фотий покраснел и набычился:

–  Мать мою не трожь.

–  Я бы и не трогал, если бы она не лизала мне кое-что между ног.

–  Ах ты негодяй!
– и ударил его с размаха по лицу.

Но товарищ вовремя уклонился и подставил ему ногу. Рухнув наземь, забияка проговорил:

–  Я убью тебя, слышишь, недоносок?
– и уже схватился за нож.

Феодосий выскользнул за дверь, и свистящее лезвие с лязгом вонзилось в древесину в том самом месте, где мгновение назад была его голова.