Патриарх Мина проводил освящение храма. Здесь же был апокрисиарий Папы Римского - Сильверий. В малых кругах, начерченных на полу, находились и другие высокопоставленные лица - Иоанн Каппадокиец, Пётр Варсима, Пётр Патрикий, Гермоген, Трибониан, Павел Силенциарий, прочие высшие чиновники и сенаторы. Анатолий, управляющий императорскими дворцами, обратился к Фотию вполголоса и сказал:

–  Да, такой собор поднять не любому под силу. Лишь титанам, вроде нашего государя. Он, входя в Царские врата, нынче так вскликнул: «Слава Богу, признавшему меня достойным для свершения такого труда!
– и добавил: - Я тебя победил, о, Соломон!» Ибо самый грандиозный храм на земле был до этого выстроен Соломоном в Иерусалиме.

–  Неужели Святая София больше?
– удивился Фотий.

–  Да, и больше, и выше.
– И привёл в доказательство причт собора: 60 священников, 100 диаконов, 40 диаконис, 90 иподиаконов, 110 чтецов, 25 певчих и 100 привратников - итого 525 человек! Это не считая других работников храма - экономов, нотариусов и хранителей архивов.

Между тем пасынок Велисария обратил свой взор на императрицу, находившуюся в женской галерее: разрисованное красками лицо, рыжеватые, явно крашеные волосы, подведённые брови. Не лицо, а маска. И какой- то остановившийся взгляд. «Может, нездорова?
– догадался молодой человек.
– Впечатление, что стоит из последних сил, опасаясь упасть. Странные дела».

Да, предположение было верным: у её величества в этот день приключился приступ дурноты, очень сильно кружилась голова и дрожали коленки. Даже опасалась, что не сможет выдержать церемонию освящения храма, но придворный лекарь Фока дал ей несколько успокоительных снадобий, и она пришла в чувство. Распорядилась положить на щеки и под глазами больше грима. Феодора стояла, опираясь на золочёный посох, чувствовала, как капельки пота проникают сквозь краску на висках и носу, очень хотела их промокнуть, но боялась, что этот жест будет выглядеть не по-царски. И твердила про себя: ну, скорей бы, скорей бы всё закончилось! Впрочем, благотворный воздух собора действовал и на неё умиротворяюще; дурнота отступала, дрожь в коленках делалась не такой сильной. Феодора облегчённо вздохнула: вроде ничего, не ударила в грязь лицом и не опозорилась перед всей столицей.

Колокольный звон возвестил о завершении службы. Выйдя из ворот, под усилившийся снег, и надев свою бархатную шапочку, Фотий начал поджидать Евфимию. Та пришла с пылающими щеками и торжественно сообщила:

–  Василиса говорила со мной! Хочет, чтобы я вошла в её свиту, стала придворной дамой. Ты не против, милый?

Он ответил:

–  Не могу быть против, если таково желание государыни.

–  Дело в том, что обязанности придворной дамы означают частые отлучки из дома.

–  Ничего, смогу это пережить.

Посмотрела на него с благодарностью:

–  Ты такой у меня хороший, славный. Я люблю тебя очень-очень сильно.

–  Я люблю тебя, Фима, тоже - больше всех на свете.

Вскоре Евфимия, возвратившись из дворца, где её обязанностью было развлекать Феодору после терм пересказом городских сплетен, объявила мужу, что императрица ждёт его у себя в палатах для ответственного задания.

–  Что ещё такое?
– он состроил рожу.
– Снова ехать в Пентаполис или куда подальше?

–  Или куда поближе, - улыбнулась она.
– Хочет, чтобы ты преподавал её внуку боевые искусства.

–  Ой, да я и не учил никогда подростков.

–  Он уж не подросток, а юноша - скоро будет семнадцать. И потом, бабушка боится посвящать в свои тайны посторонних людей. Ты же - свой.

–  Неужели Юстиниан не знает, кем приходится Анастасий Феодоре?

–  Ну, по крайней мере, ей кажется, что не знает.

–  Видимо, она заблуждается.

Словом, побывав во дворце, Фотий дал своё согласие на учительство и на следующий день приступил к урокам. Ученик оказался смышлёный, с удовольствием развивал мышцы рук и ног, быстро научился стрелять из лука и неплохо сидел в седле. Но особенно увлекался метанием боевого топорика.

Оба подружились и порой говорили на отвлечённые темы. Как-то Анастасий спросил, явственно картавя:

–  Почему меня поселили в Константинополе, а годителей отослали обгатно в Пентаполис? Я сто газ уже задавал подобный вопгос всем учителям, а они тушуются и не отвечают. Фотий, объясни.
– И смотрел на него в упор карими взволнованными глазами.

Тот пожал плечами:

–  Да и я не могу ответить, дружище.

–  Отчего, скажи?

–  Оттого, что это не моя тайна.

–  Хогошо, а чья?

–  Очень высокопоставленной госпожи.

–  Я её знаю?

–  Слышал, но пока не знаком.

–  Кем она мне доводится?

–  Бабушкой.

–  У меня в Константинополе бабушка? И она оплачивает моё обучение?

–  Безусловно.

–  А, тогда становится многое понятным… Бабушка со стогоны матеги?

–  Нет, отца.

–  Бывшая жена Гекебола?

–  Да, примерно так.

–  Почему она заботится обо мне и пги этом газлучила с мамой и тятей?