Шрифт:
Благородный Андрей не хотел воспользоваться своим преимуществом конного перед пешим, выскочил из седла, ловко приземлился и пошёл на перса врукопашную. Несмотря на разницу в весе, лёгкий славянин оказался много искуснее - прыгал, ускользал от меча противника, вроде бы дразнил, издеваясь, а противник, мокрый от жары, красный от натуги, по-звериному рычал и нечеловеческим образом портил воздух. Наконец, гимнасту это надоело; сделав кувырок, он подбил гиганта; стукнув по колену, оказался у противника за спиной, левой ладонью взялся за лицо, оттянул голову назад и стремительно полоснул лезвием меча поперёк гортани. Из открывшейся раны, забулькав, хлынула кровь. Закатив глаза, богатырь свалился в пыль. А ромей вскочил на коня и под радостные крики соратников ускакал с нейтральной полосы в расположение Вузы. Все его с воодушевлением поздравляли.
Между тем замешательство в стане персов длилось недолго. Вновь из их строя выехал молодчик - не такой здоровый, как первый, но, как видно, более проворный. И опять крикнул вызывающе:
– Эй, ромей, подлый ты собак! Выходи на бой!
Византийцы стояли молча, и никто не решался повторить подвиг славянина. Велисарий не выдержал и проговорил:
– Что, перевелись смельчаки в Константинополе? Нашу честь никто защитить не может?
Вдруг ряды расступились, и из строя во второй раз выехал Андрей. Поклонившись военачальнику, весело сказал:
– Я попробую, ваша милость.
Лис ответил:
– Запрещаю. Нет. Ты уже блестяще доказал свою храбрость. И к тому ж устал. Пусть пойдут другие.
Но гимнаст не повиновался:
– Ваша милость, я вполне могу ещё биться. Чувствую душевный подъем.
– Говорю: назад!
– Полно, ваша милость, жребий брошен.
– Глупый, ты погибнешь, ибо знает всякий: дважды судьбу испытывать грех.
– Я не верю в приметы и ворожбу. Будь что будет, - и, не слушая больше возражений, поскакал к новому противнику.
Тот слегка опешил:
– Ты? Это ты, ромей?
Византиец оскалился:
– Я, конечно. Кто ж ещё?
– Больше не найти добрый воин'.
– Ты меня боишься?
Перс рассвирепел:
– Я тебя боишься? Я тебя не боишься. Я тебя отомстить за Годжи.
– Твой Годжи был баран и зарезан был как баран. Тоже хочешь сделаться жертвенным баранам? С удовольствием помогу.
Славянин увидел, как у неприятеля из-под шлема побежали по щекам две извилистых струйки пота. И пропали в чёрной бороде. А глаза словно налились кровью.
Развернув коней, начали двигаться по кругу, нанося друг другу удары мечами по щитам. Потный перс ругался на своём языке после каждого промаха и сноровисто отражал наскоки Андрея. У гимнаста, несмотря на браваду, сил, конечно, оказалось не столько много, как в начале первого поединка, он заметно мазал и не так дерзко наседал на бородача. А один из ударов и вовсе пропустил: враг прошиб рукой и клинком дерево и кожу щита и застрял в нём эфесом. А константинополец, чудом избежав поражения в грудь, совершенно смертельного, между прочим, несмотря на кольчугу, быстро обратил удар в свою пользу - дёрнул что есть мочи щит и сволок противника из седла на землю. Спрыгнув вместе с ним, пнул ногой и заставил распластаться под ногами коня. Супостат, пытаясь освободить руку, тряс застрявшим эфесом, но безрезультатно. Византиец сбил с него шлем и вонзил острие меча прямиком в висок. Инстинктивно дёрнувшись, азиат затих.
И опять ромеи взревели от радости, начали орать:
– Слава, слава Андрею! Слава победителю!
Тот скакал счастливый, отпустив поводья, с поднятыми над головой ладонями в знак триумфа, но, само собой, измотанный до предела.
– Уведите его скорее, - приказал Велисарий, - дайте выпить вина и отправьте в крепость… А не то, чего доброго, он решится на третий поединок!
Но, по счастью, третьего поединка не было. Персы, потерпев такое глупое поражение, стали отходить. Византийцы смотрели на их отступление с нескрываемой гордостью.
Вскоре, оставив в военном лагере главным Вузу и второго командира - Фару, Лис вернулся в крепость. Рассказал Прокопию с Антониной о случившемся, посетил термы и поужинал с удовольствием.
– Где же наши мальчики?
– спрашивала Нино.
– Почему ты не взял их с собой?
Полководец отвечал веско:
– Нечего разлёживать на перинах. Пусть почувствуют тяготы похода и поспят на простой соломе. Не развалятся.
– А не слишком ли опасно оставлять их в лагере? Персы не предпримут атаки?
– Нет, не думаю. Мне докладывала разведка: к ним пока идёт подкрепление - около десяти тысяч воинов…
У Прокопия вырвался возглас удивления:
– Десять тысяч! И теперь у неприятеля в целом пятьдесят! А у нас только двадцать пять… Может, запросить мира?
Велисарий вздохнул:
– Было бы разумно, но ведь персы станут требовать, чтобы мы покинули крепость, а потом они её сроют в тот же миг. Мы лишимся форпоста на Востоке. И не выполним волю Юстиниана.