Холостяк-историк мало изменился за последние годы - был такой же крепкий, основательный мужчина средних лет, чуточку сутулый, мало полысевший; только косоглазие портило его внешность, впрочем, не особенно. Промокнул вино на губах полотняной салфеткой и ответил просто:

–  Я, пожалуй, справлюсь.

Командир не выразил удивления, так как и рассчитывал на подобное заявление. Лишь спросил заботливо:

–  Не боишься, нет? Можно отказаться.

–  А чего опасного? Поскачу я как обычный торговец, мирный человек, безоружный. Потолкаюсь на рынке, посижу в кабачках и послушаю, чем живёт народ. Что-нибудь узнаю, наверное.
– Помолчал и добавил: - Я не просто историограф, но и непосредственный участник событий. Разве не прекрасно - самому подталкивать телегу истории, а затем отражать это на пергаменте?

Велисарий заметил:

–  Лишь бы не попасть под её колеса.

–  Бог захочет - не попаду.

Но, конечно, больше чем полночи потом не спал, всё обдумывал разные детали предстоящего путешествия. Выбрал тогу попроще, без особой дорогой вышивки, чтоб сойти за небогача, и сандалии надел с пробковой подошвой, приторочил суму к седлу и вскочил на лошадь. Помахал рукой Лису. Тот сказал напутственно:

–  С Богом, дорогой. Жду тебя через пару дней. Дольше мы задерживаться не можем.

–  Послезавтра буду. Коли не убьют, - и, ударив пятками в бока рысака, поскакал на юг, вдоль морского берега.

Стены древних Сиракуз показались перед ним только к вечеру. В стародавние времена здесь располагалась греческая колония (тут родился знаменитый учёный Архимед), а затем, вместе со всей Сицилией, город завоевали римляне. И теперь он подчинялся вандалам.

При ближайшем рассмотрении стены действительно оказались старыми, полуразвалившимися, сильно поросшими мхом и некрепкими деревцами. Было видно: кладку не подновляли лет, наверное, пятьдесят как минимум. «Это хорошо, - рассудил Прокопий, - коль придётся воевать с Годой, Велисарию будет легче взять».

На воротах заплатил пошлину, и никто его не спросил, кто же он такой и зачем приехал (да, в Константинополе после «Ники» было с посещением города много строже). Проскакав по улице Дионисия Великого, он в конце концов оказался в торговых рядах на центральном форуме. Продавцы убирали товары - становилось уже темно, да и покупатели расходились. Спешившись, Прокопий разыскал постоялый двор, уплатил хозяину за ночлег и, поставив своего жеребца под навес, двинулся в харчевню, собираясь поесть. Здесь народу было полно - торгаши с рынка, оборванцы, приезжие и беспутные девки - все они смеялись, гомонили, ели и пили, обнимались и спорили. Пахло жареной птицей, луком, потом и дешёвым спиртным. Оглядевшись по сторонам, наш историк отыскал свободное место в уголке возле очага - хоть и жаркое от огня, но зато укромное - заказал цыплёнка, зелень и кувшинчик вина. Не успел расслабленно вытянуть ноги под столом, как услышал над собой удивлённый возглас:

–  Кир Прокопий, кого я вижу!

Ойкнул про себя и поднял глаза: перед ним стоял толстый человечек с неестественно красными щеками и заплывшими жиром глазками.

–  Боже мой, Игнатий, ты ли это?
– изумился учёный.

–  Точно так, точно так, рад, что вы узнали меня. Можно мне присесть?

–  Да, садись, конечно. Вот не ожидал! Ну-ка расскажи, как тебя сюда занесло?

Этот самый Игнатий около десяти лет назад обучался юриспруденции в Октагоне, где Прокопий преподавал, и за неуспеваемость был отчислен, подвизался управляющим в доме одного из аристократов, а затем куда-то исчез - видимо, уехал из Константинополя. Значит, не пропал, а искал своё счастье в дальних странах.

Выпили за встречу, и студент-лентяй с удовольствием поведал свою историю - как он соблазнил дочь хозяина, у которого служил управляющим, как она понесла от него ребёнка, как отец заставил их пожениться, но простить не простил и услал с глаз долой - на Сицилию, чтобы зять управлял его угодьями с виноградниками; здесь они семьёй теперь и живут уже более семи лет.

–  Мне о большем и мечтать трудно, - говорил Игнатий.
– Дом прекрасный, нет ни в чём нужды, ни в еде, ни в одежде. Замечательная природа, воздух, море, реки и горы. Необременительная работа, я крестьянам плачу как следует, и они не ропщут, трудятся исправно. Верная жена и славная дочка - никаких забот.

–  Что ж тебя тогда толкает на постоялый двор - в общество купцов и гетер?
– спрашивал учитель.

Тот смеялся игриво, и глаза его превращались в щёлочки:

–  Деловые контакты, кир Прокопий, деловые контакты. Заключаем сделки на осень: кто, куда и сколько повезёт бочек нашего вина. Заодно и шалим немножко… Чтоб не закоснеть окончательно в этой глухомани…

Со своей стороны, бывший ученик интересовался:

–  Да позволено будет мне узнать, а какими судьбами ваша милость оказалась в наших краях, вдалеке от цивилизации?

Педагог его уклончиво отвечал:

–  Не могу раскрыть всех моих секретов, ибо нахожусь на особой государственной службе и обязан держать язык за зубами. Объясню одно: послан одним высокопоставленным господином разузнать обстановку в Сиракузах и вообще на Сицилии - где правитель Года? И какие вести из Карфагена о Гелимере?

Молча поморгав, толстячок взглянул на него в упор:

–  Значит, это правда, что на рейде возле Мессины бросил якорь флот Велисария?

Поперхнувшись, порученец Лиса закашлялся: