Берега дождя: Современная поэзия латышей
вернуться

Морейно Сергей
Шрифт:

«Ластясь мостами, ласкаясь башнями...»

ластясь мостами, ласкаясь башнямигулена, расстрига, монашкаясная, голубая, прекрасная высьгрязно-серо-изжелта-ржавая здесьвсевидящ глаз и всеслышащи ушибольшая уродливая аистиха на крышевысидит детоки обкорнает им душикак боярышник в паркебледной немочью чуть свет на ногахв угаре, в запаре к вечеру на рогахпадает навзничь в свои огнибранится, блюет и плюется имитысячей ртов и языковв хороводе вони, пьянии мотыльковзапахи, запахи – над улицами и над водаминад движимостью и недвижимостьюживностью и мертвечинойтелами в конвульсиях страстистыда и смертиВдруг на миг все вокруг затихнет —сто колоколов на ста языкахвозвысят свой простой чистый голос —жестокое израненное сердце обращается к небесама потом все сначала

Снег

В городе что ни ночь тает старый снегТает с протяжными вздохамитянется сквозь мои сныДнем смотрю – смотри-католько в канавахтолько в тени еще снегБудет таятьпару ночей поболитчуток поболити пройдет

История

Век твой разве чем мой утешитмой разве хнычетдалече речистые далече певучиеголоса в небесахпот в земле земля в жменежменя в кулаке кулак в спину мне тычетвон с твоих осин летит сереброедокам в хлебово летит в разверстыепасти псамжар твой разве чем мой утишитпасти серебряной оскал недоброглянись в конце борозды оглянисьу церковных вратмощь твоя разве моей поможетпройдусь-ка вон осиныбез серебрапес колотый камень гложет

«Лист бумаги – милость...»

Лист бумаги – милостьямки в пескевышептать выкричать выплакатьуйти и не видетькак подрастает тростниксдать тебяуйти и бровью не повестикак безупречен листи как песок искристи ты невинен чистлишь камыши – ши-ши

Петелька к петельке

* * *

King Singers

Что они делают, когда окончен концерт? – Прощаясь у выхода,галантно шляпами машут, прежде, чем разойтись, и музыка —звучит ли она в их шагах или плещется в светлых платьяхи тех скупых фонарях, что затеплил вечер? И тенор —хлопнет кружку в кругу друзей или стопарь в одиночестве,в барчике, исполненном тишины, где печальная мухабродит по стойке, и баритон – сев в свою ласточку,помчит домой, обнимет жену, поглядит в телевизор, приметтаблетку и ляжет спать, перед сномнедвижно уставившись в потолок, и никтоникогда не узнает, что он там видит, или жевсе они долгой цепочкой по крышам, мостами башням города – петь a capella со звездами.

* * *

Некая рижская радиостанция выслала в ночь

погулять саксофон – он сон мой надрезал и,

вылизав рану горячим голубым языком,

смеялся – попробуй сама, как ходят безногие,

я мир из фу-фу строю снова, всё из голубого,

ты мне будешь должна! С полпути, на пороге,

он сгреб меня, мокрой заплаканной курицей

бросив в окно – ты там глянь, не пора ли

пробовать воздух, что в чреве моем

стал стоном, смехом, всхлипом и крыльями?

* * *

Не слышала ничего, что щемило бы круче

одинокого насвистывания в ночной тиши —

словно зов, не верящий в отзыв, как простая

такая весть – эй, слышишь, я здесь,

я тот, кто свистит, сам-с-усам, у меня есть

свирелька, свистулька, меня не увидишь,

не потрогаешь, не пожалеешь, я сам, ничего

мне ни дашь, ни возьмешь, вот сердце только

попридержи, я ножонкой сучу, по камушкам-

мушкам стучу, на макушке шапчонка, ау,

зову – не отзывайтесь, в осторожных кустах

придорожных возня – такова моя песенка,

есть я – нет меня, ух ты, сам себе сирота

я и матушка, вот не грусти только, я

крестный отец слепому туману, лодкам

в черных бухтах и каждому слову,

что пишешь на белых своих листах.

* * *

Проснувшись, с трудом выбираемся из дому, тампод сенью деревьев в цвету, а деревья в цветутворят нас бесплотными – так расцветает рассветрасцвечивать наново нас подобающе днюи окнами ветра речного встречь рас-творяябеспечных нас, будто решивших – Да будет! —способных внезапно бледнеть, будто воды, которымв мгновение ока открылись их сила и свет, тамнам на заре ободряюще глухо гудятхолмы вдалеке и звенят вопрошающе звонкополушки в ладонях – чин-чин. Паучок поутру и баба с пустыми ведерками значат лишьто, что проснулся паук и какой-то бабенке водызахотелось – лишь то и едва ли еще что, как будтобеспечно решили – Да будет! – готовы ко всемобычным подвигам, обыкновенным свершеньям,обыденным речам и страстям, следя за тем,как ливень грядет смыть след, не забудь —будто воды, которым в мгновение окаоткрылись их сила и свет.Свят грядущий.Свят.

Рассказ

об одном человеке, который заплакал при виде новорожденного ягненка. А жизнь не щадила как будто: война громыхала, гнула, ломала и тут, под носом, и там, на позадках, такая вот музыка для пацана, такие вот шманцы, смердящие жареным, и на усах не мед-пиво, на усах блевотина страха, и пора, подобру-поздорову, по миру и по миру, гол, как сокол, а сам уж не мальчик, но – кому ты здесь нужен, и трудно, уходит жена, друзья кто куда, своего угла йок, но терпишь, цепляешься за одно то, что жить-то ведь хочется, к вечеру так навкалываешься, что хрен уснешь, больно, однако боль все тупее, зажмешь ее, зажмешься и терпишь, пахнет жареным все еще, на усах не мед-пиво, на усах чужого пира похмелье солоно, а чужбина горька, да и сам зачерствел, словно струп, но однаждыутром ягненок припадет к матери,сядешь рядом на солому и плачешь —признателен, кроток и счастлив.