Шрифт:
Другой террорист выудил ключи, отпер замки и распахнул двери камер.
— Выходите! — потребовал главный — высокий человек с тонким голосом.
Магистр, ни слова не говоря, встал. Но Чёрный шаман завизжал:
— Ни за что! Нет, нет, нет! Его ткнули автоматом.
— Жирная скотина, ты сейчас потяжелеешь на двадцать пуль! — произнёс террорист, тыкая в Чёрного шамана автоматом.
Тот вскочил, встряхнул головой и, оглядев угрожавшего ему с ног до головы, прошептал:
— Така му баку! — и двинулся к выходу.
На площади стоял пузатый одиннадцатиместный винтокрыл. Пилот не глушил двигатели, винты вращались, гоняя мусор по площади. У машины стояли двое вооружённых автоматами бойцов, они озирались, ожидая нападения. Но в городе героев не водилось. Никому не охота было гибнуть за чужие интересы. Здесь без излишнего доверия воспринимали передовицы газет об обязанностях Гражданина Республики Гасконь.
Пленники и террористы устроились в салоне. С лязганьем задвинулась дверь. Вертолёт зарокотал и с трудом поднялся над городом. Накренившись, он двинулся в сторону гор Лагирата.
— Кто вы? — спокойно спросил Магистр, поглаживая на груди под сутаной Талисман Пта.
— Смерть ваша! — захохотал один из похитителей…
Двоих новых посетителей аббат монастыря Ордена Механики принимал в своём рабочем кабинете. Эти двое были из разрешённой секты Метафизиков — наиболее заумной и маловразумительной религиозной организации, но верной традициям Материализма.
Аббат Роже изучил документы пришедших — они были в полном порядке. Сейчас в государстве было тревожно. Каждый день приходили новые и новые требования — подвинуть паству на розыск опасных еретиков. Еретики обнаглели до того, что бегут прямо из-под гильотины и уничтожают бойцов Инквизиции. В старые добрые времена такого невозможно было представить. Но аббат с горестью осознавал, что мир уже не тот, как в его молодости. Вольнодумство, пренебрежение традициями, скрытая ересь пускают всё более глубокие корни. И всё более легкомысленно относятся люди к Кодексу Обязанностей Гражданина, к правилам Равных.
— Да, мир уже не тот, — вслух произнёс аббат. И, как бы поймав его мысль, один из сектантов подобострастно поддакнул:
— Он погружается во тьму неверия. Но благодаря Святой Церкви Материализма они не упадут во тьму. Разум восторжествует.
— «Чтобы знать людей, нужно простить им предрассудки их времени», — произнёс аббат.
— Так говорил Монтескьё, — тут же поддакнул второй сектант.
— Вы хорошо знаете учение классиков, — с уважением произнёс аббат Роже.
— Классиков невозможно знать хорошо. Это бездонный колодец, и мы можем только черпать из него горстями и приникать разгорячённым лицом к прохладной и благостной воде их мудрости, — склонил голову гость.
— Ты красиво говоришь, брат.
— Это от верных помыслов. И от искренности душевной.
— Итак, вы хотите работать в наших библиотеках и жить, повинуясь нашему распорядку?
— Чтобы потом вернуться к братьям и поведать им, как правильно поставлено дело в твоей вотчине, аббат Роже.
— Это похвальная цель, — без особого энтузиазма произнёс аббат.
— Ив знак уважения мы преподносим тебе в дар скромные средства, собранные нашей общиной.
Сектант бросил на стол сумку, раскрыл её. Посыпались купюры.
— Брат Жиам! — крикнул аббат.
Брат Жиам предался своему привычному занятию — раскладыванию денег. Он опять пытался утаить несколько купюр, и опять был уличён аббатом. Это превращалось в некую традицию. Но аббат не знал, что брат Жиам умудрился засунуть ещё одну купюру за пояс.
— Три тысячи двести франков, — подвёл итог брат Жиам, слегка покраснев.
— Что же, размеры вашего уважения позволяют отнестись к вам так же, — удовлетворённо произнёс аббат. — Идите, вам покажут ваши кельи.
Вскоре Сомов и Филатов устроились в достаточно комфортабельной двухместной келье, стены которой были завешаны портретами Святых Кеплера, Ньютона и Птолемея.
— Ну, теперь надо молиться, чтобы враг не додумался, будто мы набрались наглости прятаться в его логове, — сказал Филатов негромко, перед этим проверив комнату на наличие прослушивающих устройств и скрытых окошек. — А мне кажется, что они не додумаются.
— Хочется надеяться, — госпитальер со стоном повалился на кровать и начал тереть свои страшно болевшие ноги. Он ненавидел ходить пешком. Он ненавидел опасность. Он ненавидел стрельбу. Ему больше всего хотелось, чтобы его все оставили в покое.
— Это только начало, — успокоил его Филатов. — Самое тяжёлое впереди.
Сомов скорчил страшную физиономию и застонал.
На махолёте они преодолели почти пятьсот километров и вышли к намеченной разведчиком точке. Потом был ещё бросок в полсотни километров. Потом им повезло. Филатов уложил госпитальера на дорогу, перед тем измазав его красными помидорами. Вскоре около него тормознула машина с двумя особами священного сана. Разведчику оставалось только подняться из укрытия, подойти к водителю и пассажиру на пару слов. Вытянув из двоих членов секты Метафизики все необходимые сведения, он закатал им лошадиную дозу «амнезина», обеспечив им счастливое существование в беззаботном и светлом мире детских грёз минимум недели на три. А потом они явились в монастырь Механики — он и являлся целью.