— О, Кристиан! Я же абсолютно забыл, что ты еще девственник! Сейчас мы это дело поправим, — сказал Крамер, подзывая официанта.

Официант подошел к нашему столику и что-то спросил по-русски. Капитан, поглядывая на меня, стал что-то говорить «Ивану». Тот, улыбаясь, кивал головой и когда капитан, достав сто рейхсмарок, протянул их русскому, тот стал, широко улыбаясь, раскланиваться.

— Ну что, малыш, готовься. Сейчас у тебя будет первая русская фрау, которая сможет из тебя сделать настоящего мужчину. Там в номерах ты можешь делать с ней, что хочешь, это мой тебе подарок.

— Я, господин капитан, боюсь, — сказал я, не представляя, как это я буду заниматься любовью, если ни разу не делал этого.

Глаза Крамера округлились и, улыбнувшись, он сказал:

— Кристиан, ты, когда под Беляевым шел врукопашную с большевиками, не боялся!? — спросил Крамер, улыбаясь.

— Не боялся, господин капитан! Но ведь там был враг.

— Так что, ты русской девки испугался!? — спроси он, прищурив глаза.

— А вдруг у меня ничего не получится!? — сказал я, ощущая какую-то нервную дрожь, которая прокатилась по всему моему телу.

— Ты, малыш, расслабься и доверься ей, она тебя всему научит. Был бы сейчас с нами Уве, он бы тебе показал, как это делается, — сказал Крамер и, налив себе рюмку водки, одним махом по-русски выпил её за упокой его души.

В тот самый момент я вспомнил, как он шутил перед нашей последней вылазкой. Как мы жались к нему, лежа с головой в снегу и согреваясь от его большого и доброго тела.

От слов сказанных Крамером по моему горлу прокатился какой-то ком.

— Возьми себя в руки, солдат! Ты еще нужен Великой Германии! — сказал капитан, глядя, как по моей щеке пробежала слеза горечи. — Не распускай сопли, солдат, а то ни одна девка с тобой не захочет трахаться. Я тебе вот, что скажу! Что немка, что полячка, что русская — все едино. Бабы везде бабы и мечтают только об одном, как бы кто нибудь воткнул в неё свой кожаный кинжал до самого желудка. Им бабам абсолютно неведомы понятия Родина и долг. Для них Родина там, где живут ее муж и дети. Где живет её семья. А на все остальное им наплевать.

— Я уже готов, господин капитан! — сказал я под легким воздействием русского шнапса.

В ту самую минуту, подогретый алкоголем, я вполне был готов затащить в постель даже гремучую змею. Мне было уже все равно, лишь бы быстрее избавиться от повода для насмешек со стороны своих товарищей по оружию. Почувствовав себя настоящим львом, я сказал:

— Господин капитан, я готов! Я им докажу, докажу, что солдат вермахта не только герой на поле брани, но и в постели тоже!

Капитан, глядя на мое стремление совершить сексуальный подвиг, рассмеялся и сказал:

— Малыш, ты довольно забавный, когда выпьешь русского шнапса! Я думаю, что русские девки по достоинству оценят твое стремление стать настоящим мужиком. У тебя на груди ведь почетный знак «За рукопашный бой». Так докажи на деле, как ты сумеешь завалить на спину в кровать женщину своего заклятого врага.

Вдруг в сопровождении официанта из двери, задрапированной красным бархатом, вышла жгучая блондинка лет тридцати. Её роскошный бюст слегка прикрывало кружевное одеяние, и он выпирал вверх двумя объемными буграми. Она, улыбаясь, курила сигарету, вставленную в длинный мундштук. Подойдя к нашему столику, она уселась на колени капитану и, затянувшись полной грудью, выпустила дым в мою сторону. Крамер по-русски что-то ей сказал, и она вдруг засмеялась, кокетливо глядя на меня.

— О, мой цыпленочек! О, мой котик ласковый! — сказала она по-немецки с ужасным славянским акцентом.

Вероятно, что эти слова были заученной фразой, чтобы привлечь клиентов из числа наших офицеров. Я глядел на неё, а мое сердце было готово выскочить из груди. Даже в промерзшем Велиже на улицах, покрытых трупами и снегом, во время штурма города рассвирепевшими «Иванами» я так не волновался. Там была война и я, как солдат делал свою работу. Здесь, здесь эта девка делала свою и также чувствовала себя уверенно. Раньше в мыслях я представлял свой первый контакт с подобной женщиной, и даже чувствовал блаженные ласки и райскую нежность, но когда я столкнулся с этим лицом к лицу, то жуткий страх обуял все мое тело.

Крамер, видя мой испуг, вдруг сказал:

— Кристиан, это твой шанс и возможно даже единственный. Не ровен час нас с тобой большевики спишут в архив, и тогда ты никогда не сможешь ощутить неземного блаженства и стать настоящим мужчиной. Иди смело с ней, она знает, куда тебя вести. Возьми её своими руками за зад, да продери хорошенечко. Ты представь, гренадер, что это орудие, а твой шванс шомпол для его чистки.

Мою первую женщину звали Анной.

Анна, с её слов, раньше принадлежала к зажиточному и знатному роду, который еще в двадцатых годах раскулачили коммунисты. Я с трудом понимал отдельные фразы, которые она старалась ввязать в немецкую речь. Слегка пощипывая меня за ягодицы, Анна повела меня на второй этаж, где в гостиничных номерах располагались апартаменты специально предназначенные для интимных дел.

Комната для свидания была украшена в стиле парижских борделей. Красные обои сочетались с красными бархатными шторами. Бронзовые канделябры с горящими свечами создавали поистине интимное настроение. Посреди комнаты стояла двуспальная кровать с хромированными спинками.

Анна, войдя в комнату, сразу же упала на нее, изыскано держа в руках длинный мундштук с горящей сигаретой. Она, откинув халатик, обнажила ногу до самых трусиков. Опешив, я стоял словно окаменевший, стараясь трясущимися пальцами расстегнуть пуговицы моего армейского френча. Анна, лежа на кровати, наблюдала за моими действиями и иронично улыбалась.