Наконец-то я расстегнул френч и аккуратно повесил его на спинку стоящего стула. Скинув с плеч подтяжки, я уже более уверенно стянул с себя тяжелые армейские сапоги и брюки. С каждой минутой ко мне возвращался азарт, как в моем первом бою. Страх постепенно уходил и я, оставшись в нижнем белье, словно пантера бросился на свою жертву. Анна, видя мои нелепые телодвижения, со смехом обняла меня и прижалась к моей щеке своим роскошным бюстом. Её теплые губы коснулись моей щеки, и я в эту минуту почувствовал, как страстно желаю эту женщину. Анна, стянув с меня нижнее бельё, обнажила мое тело, с интересом стала его рассматривать. Я, впервые оказавшись под взглядом опытной шлюхи, зарделся от стыда, словно знамя большевистского полка.

Девка, насладившись созерцанием моего хилого и потрепанного войной организма, впилась в мой рот, словно болотная пиявка. Её руки скользили по моему животу, пока вдруг не обхватили мой возбужденный орган. Она гордо и страстно держала его, словно древко нашего полкового штандарта, словно рукоять противопехотной гранаты. От её ласковых прикосновений я впервые ощутил то, что ощущал в минуты отдыха только в эротических сновидениях. В долю секунды я уже освободил себя от накопившегося во мне семени, выстрелив из своего органа, словно из 88 миллиметрового артиллерийского орудия.

— О, мой мальчик, ты, Крис, неудержим, — сказала Анна по-немецки.

В ту минуту мне было почему-то стыдно. Мокрое пятно на одеяле, неприятной холодной сыростью касалось моей кожи.

Шлюха профессионально делала свое дело, и уже через несколько минут её ласк я очутился внутри Анны. Я своим шванцем, ощущал её внутреннее тепло, её нежность, с которой она шевелила бедрами. Держа себя за грудь, она приподнималась на мне и снова опускалась. Распластавшись, я лежал, как убитый воин на широком поле брани, отдавшись во власть этой великой женщины. В те минуты я забыл о том, что за стенами этого дома идет война. Забыл о тысячах убитых и раненых, забыл о своем капитане, который остался в кабаке один на один с графином водки да сумасшедшим майором из танковой дивизии «Мертвая голова».

В те минуты мне действительно было очень хорошо, и я был благодарен своей судьбе за этот случившийся факт. Да, действительно в случае своей смерти моя душа никогда бы не смогла простить моему телу то, что оно не познало всех радостей и того блаженства, которое может подарить настоящая женщина. Действительно, я в те минуты был по-настоящему счастлив.

— Да, да, толстяк Уве был прав! Радость и облегчение, которое дарят нам женщины, поистине заслуживают такого к ним внимания. Вот почему древние мужи философы так благотворили тех, кто носил великое имя — женщина!

После полученного удовольствия я, одевшись, спустился в зал фронтового гасшттета.

Мой капитан, уже изрядно набравшись, сидел в обнимку с майором-танкистом, и они вовсю горланили песню Лили Марлен. Слезы текли по их пьяным физиономиям и я, видя эту картину, на мгновение представил эту песню про себя, вспоминая Габриэлу.

В те минуты мои видения и предчувствия были пророческими. Пройдет всего три года и русские, научившись воевать, войдут в Берлин и поставят там заключительную точку в этой проклятой войне. Пьяные офицеры сдадут свои армии в плен, и отправятся прямым ходом к «Иванам» в Сибирь валить лес.

Фюрер стоял возле окна бревенчатого особняка в Растенбурге, по привычке держа руки за спиной. Он всматривался в окружающие «Волчье логово» сосны и, не оборачиваясь, обратился к адмиралу Канарису.

— Адмирал, под вашим началом на данный момент целая дивизия бранденбуржцев. Хотелось бы знать, чем эти сыны Великой Германии сейчас занимаются? Меня заботит теперешнее положение на восточном фронте после зимы 41 года. Я предполагаю, что в ближайшее время грядет замена командного состава армии «Центр» за провал нашего наступления на Москву.

— Я готов выслушать все мнения, господа! — обратился он к сидящим за столом Йозефу Геббельсу и рехсфюреру СС Гиммлеру.

Гиммлер в момент волнения всегда снимал свое пенсне и протирал на виду у своих оппонентов, выдерживая тем самым паузу. Он основательно и размеренно тер стекла, а в голове формировал ответ фюреру, который должен был удовлетворить его. Вильгельм Канарис в тот момент из-под лобья смотрел на Гиммлера, и старался предугадать ответ, которого ждет фюрер.

— Я предполагаю, что нам необходимо в довольно короткие сроки на восточном фронте наладить сеть агентуры. Бандиты, евреи и всевозможные окруженцы большевиков с каждым днем досаждают нам все больше и больше. Наши карательные войска СС и айзенац группы стараются всеми силами пресечь деятельность партизан, но встречают яростное сопротивление. На данный момент необходимо расширить сеть наших диверсионных учебных подразделений, как здесь в Германии, так и на оккупированной территории.

— Вот-вот, адмирал! — сказал фюрер, оборачиваясь к Канарису. — Ваше ведомство занимается агентурой, вам и подвластно создание мобильных диверсионных подразделений агентуры, как в тылу наших войск, так и в прифронтовой полосе и тылу русских.