— Я!

— Вы, Коске, на своих Т-4 и Т-3 первым вклиниваетесь в передовые дозоры большевиков. Следом за вами, господин лейтенант, в бой вступаем мы. На плечах «Иванов» мы врываемся в траншеи и в рукопашной схватке пробиваем брешь для выхода основных сил.

— А как же раненые? — спросил майор Трибукайт писклявым голосом.

— Раненые, майор, останутся здесь на милость победителю. Если вы желаете испытать прочность русской веревки на своей шее, то можете оставаться с ними.

— Мы же, мы же, не имеем морального права оставлять их здесь, — сказал майор Трибукайт, заскулив от приступа жалости к раненым.

Крамер, не выдержав паническое настроение майора, схватил его за мундир в районе груди так сильно, что висевший на шее «Железный крест» остался у него в руках.

— А вы имели, майор, право приходить в эту страну и убивать её жителей? Вы имели право жечь деревни и города? Мы все заварили эту кашу и должны сами расхлебать наше дерьмо. Раз мы все пришли сюда с девизом «С нами Бог», так пусть этот Бог действительно будет с нами до самого нашего конца. Вы со мной, господа офицеры? — спросил Крамер, и в подвале раздался крик всеобщего одобрения.

Крамер, словно полковой капеллан прочитал молитву, и все потерявшие ранее боевой дух офицеры, воспрянули в предчувствии успеха операции.

До прорыва оставались одни сутки. Необходимо было провести визуальную разведку и наметить все огневые точки противника. Крамер, взяв меня на передовую, поднялся на оставшуюся часть колокольни и в стереотрубу стал наблюдать за траншеями «Иванов». В своем блокноте он что-то записывал и после записей вновь и вновь прикладывался к трубе. Зная русский менталитет и опыт ведения войны, капитан наметил на карте все слабые места «Иванов», которые просматривались на два-три километра вперед. Судя по арьергарду, выдвинутому в пределах броска, было видно, что большевики в ожидании усиления обороны допустили незначительные тактические ошибки, которые играли в нашу пользу.

— Кристиан, малыш, взгляни на этих недотеп. Они установили перед входом в цитадель все свои пулеметы и минные поля. «Иваны», по всей вероятности, ждут нашего прорыва именно из центральных ворот. Тем самым они оголили свои фланги, на которых сосредоточены только незначительные силы. Я думаю, что танки лейтенанта Коске смогут отвлечь русских от центра. В это самое время мы двумя группами спускаемся по стене и врываемся в траншею с флангов. Русские постараются оттянуть силы от центра, и тогда наша основная группа вступает в рукопашную схватку. Я думаю, что с наступлением темноты наши саперы снимут мины перед центральным входом, обеспечивая нам прорыв. А лучше, лучше, будет устроить им настоящий фейерверк. Необходимо все мины соединить с нашими зарядами, и мы с помощью этих зарядов пробьем широкую галерею для штурма. Русские при виде массированного подрыва вынуждены будут сосредоточить здесь свои основные силы.

— Я согласен с этим планом. Я возглавлю группу по правому флангу. А центр, центр нужно брать вам, господин капитан. Вы на солдат действуете, как аппетитный мюнхенский окорок.

— Спасибо, Кристиан, я не знал, что я похож на свиной окорок.

— Я хотел сказать, что наши солдаты верят вам и поэтому пойдут за вами, словно мухи полетят на свежий окорок.

— Ладно, пошли в подвал, сейчас нам необходимо составить стратегический план действий. В принципе мне нравится этот код «Окорок!» Пусть будет так — «Окорок»! Пусть Трибукайт занимается своим гарнизоном, а мы организуем прорыв в самом центре с применением военной хитрости. Вот только жаль, что восемь человек нашего десанта так и остались где-то на русской передовой. Теперь их СМЕРШ точно знает, что на крепость высадился десант из отборных солдат. Нам нужно заставить «Иванов» подумать, что здесь в цитадели собрались одни бараны, как говорят русские. Вот мы и сыграем роль настоящих баранов. Пусть парни малость порезвятся!

С наступлением дня подготовка к прорыву шла согласно намеченному плану. Солдаты, задействованные в прорыве кольца, получили по тройной порции хлеба и тушенки, которую мы сбросили с самолета. Все боевые группы были укомплектованы под завязку тройным боекомплектом.

По лицам солдат было заметно, что капитан Крамер, несмотря на потерю их духа, все же смог внушить им веру в силу нашего оружия. Я смотрел на Питера, а в душе завидовал его решимости и вере. В довольно короткое время он все же убедил солдат, что они потомки великих рыцарей-крестоносцев, которые еще в те далекие годы выступали за величие нашей Германии. Крамер, несмотря на ослабление обороны цитадели, снял половину боеспособных солдат и заставил их отсыпаться. Вторая половина должна была отдыхать следом за первой группой, чтобы составить самый сильный и самый боеспособный костяк. В то время «Иваны» предполагали, что гарнизон находится на гране капитуляции, поэтому не предпринимали никаких атак, экономя свои силы.

С каждым часом до времени прорыва стрелки часов неукротимо отсчитывали деления на циферблате, приближая час истины. За два часа до броска все солдаты и офицеры получили по кружке хорошего шнапса. Алкоголь притуплял страх и вызывал в наших сердцах гнев и звериную ярость к нашим врагам. В эти минуты нам хотелось их резать ножами, бить прикладами и колоть штыками, но вырваться из этой мышеловки. С каждой минутой напряжение боеспособного состава нарастало. Солдаты, как морально, так и физически были способны идти на русские пулеметы не жалея своих сил и самой жизни.

За несколько недель до этого русская артиллерия приучила наших солдат к планомерному артиллерийскому обстрелу, который начинался в 02 часа ночи. По этому обстрелу можно было сверять даже часы и, этот факт и должен был стать сигналом к нашему прорыву.

Русские в эти минуты особой бдительности не проявляли, надеясь на свою артиллерию и, зная, что наш солдат отсиживается в эти минуты в подвалах крепости. Но сегодня, сегодня была ночь настоящих длинных ножей и мы уже за десять минут до артподготовки должны были начать свой единственный и последний штурм. Тот штурм, который вырвет нас из лап бешеного русского медведя. В ту минуту каждый из нас надеялся на плечо своего товарища, надеялся на силу своего духа и господнее провидение.