В тот момент артподготовки мне хотелось знать, сколько же человек выжили в этом аду во время нашего десантирования?

— Солдат, мне необходимо попасть к коменданту гарнизона, — сказал я, обращаясь к рядовому.

— Вильгельм, — сказал он, — у вас, господин унтер-офицер, ничего нет перекусить? Мы уже месяц, как очень голодаем. Многие даже умерли от голода.

— Продукты, Вильгельм, мы выбросили из самолета при первом заходе. Я думаю, что они где-то рядом с крепостью.

В ту минуту я не хотел доставать из своего ранца хлеб, шпик и колбасный фарш, так как знал наверняка, что изголодавшиеся солдаты набросятся на меня. Мне до глубины души не хотелось погибать от рук своих же соотечественников. Теперь я понял, почему майор Трибукайт ходил по передовой с конвоем автоматчиков. Чувствуя свою смерть от голода, солдаты могли просто растерзать офицера, повинного в их тяжелом положении. В такой период бунты возникали спонтанно, а солдаты целыми ротами сдавались в плен к «Иванам», ведя своих командиров под угрозой оружия. Тогда был выбор или умереть в окопах от голода и прожорливых вшей, или хоть раз в день есть кашу и селедку, которой кормили пленных.

Солдат, пригнувшись, повел меня в подвал какой-то церкви, где под мощными кирпичными сводами скрывалось все управление гарнизона. Войдя в подвал, я почувствовал тяжелый запах умирающих и уже давно умерших солдат. Они лежали вповалку на носилках, истерзанные осколками и пулями. От подобной картины и этого жуткого сладковатого запаха приступ тошноты подкатил к моему горлу. Я удивился, как в таких условиях может существовать управление гарнизоном?

Пройдя через проход в соседнее помещение, я увидел жалкие остатки некогда бравых офицеров Вермахта. Некоторые спали на деревянных подстилках, а другие разговаривали по поводу предстоящего прорыва, иногда переходя на спор, сопровождаемый бранью и криком.

Уставший, я вошел в эту комнату, где воздух был значительно чище и свежее. Офицеры, замолчав, посмотрели на меня с глазами полными надежды. Я, словно Моисей должен был провести свой народ через пески и море подальше от преследуемого нас зла.

— Унтер-офицер Кристиан Петерсен, диверсионно-разведывательное подразделение «109 Вольф», — отрапортовал я, и присел на ящик из-под боеприпасов.

— Унтер-офицер, где ваши камрады? Почему они не с вами? — спросил худощавый капитан с восковым лицом.

— Я прыгал последним, мне пулей перебило стропы, поэтому я и оказался здесь раньше по воле ветра. Возможно, что все остальные прорываются через русские траншеи. Или еще хуже, из осажденных частей города.

— У вас не будет табака? — спросил капитан.

— Да, да, есть.

Я вытащил пачку сигарет «Karo» и стал угощать подходивших офицеров. В сумраке подвала заискрились вспышки зажигалок, после чего послышались глубокие благоговейные вздохи и даже легкое покашливание. Все офицеры курили в молчании, стараясь каждую затяжку держать в своей груди до полного растворения дыма.

Русская артиллерия еще продолжала вести массированный огонь, стараясь выкурить нас, словно крыс из обороняемой цитадели. Страшный грохот в какой-то миг был нарушен отборной бранью ввалившихся в этот подвал солдат. Я услышал, как Крамер, изрыгая рулады русского мата, вошел в импровизированный штаб. Не обращая внимания на звания офицеров, он в довольно ехидной форме громко сказал:

— Это что, самые отборные войска фюрера!? Я вижу, господа офицеры, вы неплохо устроились, пока ваши солдаты погибают под огнем большевиков!?

— О, Кристиан, малыш! А я уже думал, что никогда больше тебя не увижу. Но судьба так благосклонна к тебе, что я решил даже продавать билеты, чтобы на твоем везении нажить неплохой капитал к своему пенсиону!

Крамер подошел ко мне и обнял, словно родного брата. От его маскхалата пахло свежестью русского снега и легким горьким запахом тринитротолуола.

— Господа офицеры, я уполномочен генерал-полковником Моделем вывести вас из этой мышеловки. Через день-два «Иваны» перекроют вам все выходы из этой норы и тогда все остатки гарнизона будут обречены окончательно. Прорыв оставшейся части гарнизона должен осуществляться в условиях полной секретности. Раненые не должны знать о нашем броске иначе…

Капитан не докончил свою мысль и свежим взглядом оглядел присутствующих.

— Я предполагаю, что вам известно каким образом сдался Засс и еще пятьдесят шесть доблестных офицеров вермахта?

«Пленный командир 277 полка 83 немецкой пехотной дивизии, бывший начальник немецкого гарнизона города Великие Луки подполковник фон Засс заявил: «Осаждённый немецкий гарнизон в городе Великие Луки полностью уничтожен. Остатки гарнизона сложили оружие. В городе были большие склады боеприпасов и продовольствия, но в ходе наступления русские разрезали город на несколько частей, между которыми отсутствовала какая бы то ни была связь. Командир 83 дивизии генерал Шевалири от имени Гитлера ежедневно повторял нам один и тот же приказ: «Держитесь до последнего человека». При этом Шевалири уверял, что на помощь гарнизону идут крупные силы. Однако помощь так и не пришла. Желая приободрить упавших духом солдат, Шевалири приказал наградить Железным Крестом 2-го класса всех солдат гарнизона, а унтер-офицеров — Железными Крестами 1-го класса. Мне лично на самолёте доставили Рыцарский Крест. Эти награды не вызвали энтузиазма. Напротив, солдаты были крайне возмущены, что их заставляют бессмысленно жертвовать своей жизнью. Убедившись, что мы обречены на гибель, я со своим штабом, под давлением солдат, сдался в плен. Вместе со мной сдались 56 офицеров».

В подвале наступила полнейшая тишина.

— Что вы предлагаете, господин капитан? — спросил майор Трибукайт, приглашая Крамера к оперативной карте, расстеленной на полевом столе из ящиков от 88 миллиметровых снарядов.

— В приказе командующего 9 армией генерал-полковника Вальтера Моделя говорится: «19 января в 1 час 45 минут все солдаты, владеющие оружием, сосредотачиваются во внутреннем дворе цитадели. Первыми в бой вступают танки лейтенанта Коске.»

Коске вытянулся в струнку и согласно уставу представился: