пеммикана. А память запечатлела три чудесных перехода, еще более приблизивших нас

к выполнению задач экспедиции. [146]

Февраль был на удивление теплым. Его среднемесячная температура оказалась

значительно выше январской. Почти весь месяц преобладала пасмурная погода.

Сплошная облачность тушила нарастающие полуденные сумерки, и в феврале мы

меньше видели света, чем в январе. Темнота и несколько сильных метелей весь месяц

продержали нас на базе. Только с появлением солнца, которое из-за пасмурной погоды

мы увидели вместо 20-го только 24 февраля, вновь установилась ясная и холодная

погода. Очередной бросок на Северную Землю мы с Журавлевым сделали 24—26

февраля при морозе, достигшем 45°. А 2—4 марта мы завезли на мыс Серпа и Молота

пятую партию продуктов.

С последней поездкой на нашем североземельском складе мы сосредоточили

около 1 700 килограммов продовольственных запасов и топлива. Здесь было полторы

тонны собачьего пеммикана, шестьдесят литров керосина, мясные консервы, галеты,

пеммикан для людей и винтовочные патроны. Это был солидный запас, почти

обеспечивающий план маршрутных работ, намеченных на весну 1931 года.

Теперь надо было перебросить часть продовольствия километров на 100—150 к

северу от мыса Серпа и Молота и оборудовать [147] дополнительное депо на будущем

северном маршруте экспедиции. После этого мы предполагали заложить депо для работ

в центральной части Земли. Чтобы завезти туда продукты, необходимо было найти путь

через Северную Землю ну широте, близкой к широте главной базы экспедиции, и выйти

на восточный берег Земли.

В половине апреля незаходящее солнце должно было подняться достаточно

высоко, что обеспечивало необходимую точность астрономических наблюдений;

морозы к тому времени уменьшатся и не будут затруднять полевых работ.

Таким образом, для окончания оборудования продовольственных депо оставалось

еще пять недель. Но из них не меньше недели надо было сбросить на отдых собак. За

остающееся время предстояло закончить все подготовительные работы.

Четырех недель как будто было вполне достаточно для этого. Однако необходимо

было помнить о метелях, туманах и возможных трудностях неизвестного пути как к

северу, так и к востоку при пересечении Земли. Непогода могла задержать нас и сильно

сократить количество рабочих дней. Поэтому, не считаясь с трудностями, надо было

спешить с окончанием подготовительных работ, от которых зависел успех съемки и

исследования Земли.

7 марта мы с Журавлевым вышли в новый поход с целью пройти к северу от мыса

Серпа и Молота. Отправляясь с базы, мы погрузили в сани 125 трехкилограммовых

банок пеммикана, один ящик мясных консервов и бидон керосина. Включая

снаряжение, расходное продовольствие и топливо на 15 суток, на каждые сани

приходилось по 250 килограммов. На североземельском складе мы должны были

довести загрузку саней до 330—350 килограммов.

Но на этот раз не груз беспокоил меня и не метели, не мороз, не трудности пути.

Наоборот, хотелось, чтобы трудностей встретилось побольше. У меня лежал тяжелый

груз на душе. Его нельзя было ни взвесить, ни измерить. И предстоящие трудности

могли только помочь развеять этот груз в ледяных пространствах.

Наши поездки с охотником, всегда напряженные из-за темноты полярной ночи,

сильных морозов и метелей, из-за опасности потерять друг друга в темноте или

погубить собак, действовали на нас возбуждающе, вызывали спортивное чувство.

Ледяное раздолье веселило нас, опасность обостряла вкус приключений, а борьба

пьянила своим азартом.

Мой товарищ, выросший и закалившийся в такой обстановке, привык

противопоставлять силам природы свои собственные силы, упорство и дерзость. На

промысле, а еще больше [148] в наших поездках, он буквально преображался,

становился еще более сильным и выносливым. Для него это была настоящая работа, в

которой проявлялись лучшие черты его характера. Журавлева как бы покидала

присущая ему внешняя грубоватость, иногда делавшая его тяжеловатым в общежитии.