Шрифт:
Да, но…
"Господи, раз уж я взялась за это, нужно доводить до конца! Украсть такие бумаги, за которые меня вполне могут убить, украсть – и не использовать их против этого негодяя, да это верх глупости!"
«Так давай, иди к нему! Нет, а что такого? И посмотрим, через сколько секунд он выставит тебя за дверь? Две? Три?»
– Саша, ты ещё не ушла? – окликнула её Вера. – Заходи к нам, мы как раз собирались пить чай! Присоединяйся, мы будем рады! Если никуда не спешишь, конечно.
О нет, она не спешила. Сейчас это было как раз то, что нужно!
Посидеть, отвлечься немного, успокоиться и ещё раз хорошенько всё обдумать.
А компания для этого собралась самая что ни на есть подходящая: три молоденькие практикантки-медсестры, с одной из которых флиртовал смазливый красавчик в белом халате – видимо, тот самый Семён – а также тётя Клава и низкорослый старичок, доктор Макаров, похожий на гнома из сказки.
– О-о, наша сегодняшняя героиня! – приветствовала её одна из медсестёр, а Семён рассыпался бисером перед новенькой, которую он ещё не успел очаровать.
– Мадемуазель! Позвольте вашу ручку! Как вы прекрасны! Я – Семён Петраков, из травматологии. Будем знакомы!
– Саша, сядьте, расскажите про сегодняшний случай! – попросила другая медсестра.
– Какая же вы молодец! А я-то совсем растерялась…
– Как это у вас всё так ладно получилось!
– А давно вы в медицине?
– А много ли на вашей практике подобных достижений?
На все эти вопросы Александра отвечала с дружелюбной улыбкой, стараясь каждому уделить внимание и никого не обидеть. Пришла Вера, села рядом и велела не утомлять чересчур её дорогую подругу, и сама же, вопреки собственным словам, начала расспрашивать пуще их.
Знакомство с коллективом прошло хорошо: все были в восторге от новенькой, особенно Петраков, имевший, как поняла Александра, репутацию местного ловеласа. Старенький Макаров от всей души похвалил, а тётя Клава даже извинилась, что не сразу решила доверить пациентку в её руки.
Чаю было испито немерено, и когда Саша опомнилась, часы уже показывали семь. Все разошлись, кто домой, кто на дежурство, а она решила остаться с тётей Клавой ещё ненадолго, чтобы помочь убрать со стола.
– Как тебе у нас, дочка? – спросила тогда пожилая женщина. – Нравится? Или, небось, думаешь: сплошной бедлам, в прошлой больнице поспокойнее было?
– Что верно – то верно, поспокойнее, – не стала спорить Александра. – Но мне куда больше по душе суета, нежели затишье. Конечно, поменьше бы таких случаев, как сегодняшний, но всё же любое дело лучше, чем безделье.
– Справедливо, – пробормотала тётя Клава. – А Сидоренко наш тебе как?
– А что Сидоренко? Врач как врач.
– Видела я, как он на тебя сегодня глядел.
– Как? – Александра рассмеялась. – Как на Марфушу Нифонтову?
– Господи, да нет же! – тётя Клава тоже улыбнулась. – Слава богу, пока ещё не так! Но всё-таки, что-то такое в глазах у него мелькнуло… я его раньше таким и не видела, а уж скоро тридцать лет будет, как вместе работаем!
– Не знаю, – пожала плечами Александра. – Говорят, он сложный человек, но у меня с ним пока ещё конфликтов не случилось.
– И вряд ли случатся, после сегодняшнего-то.
– Вы про Нифонтова?
– Про него, любезного! Он бы ведь убил бы его, коли ты не вступилась! Экая молодец: да что вы, дяденька Савелий Савелич, наш доктор сегодня всю ночь в больнице был, жизни пациентам спасал! Ох, и умница ты, Сашка! И ведь не растерялась, гляди ж ты!
Александра смущённо улыбалась, молча вытирая чайные ложечки и аккуратно складывая их в ящик стола. И размышляла над словами тёти Клавы: а ведь она права, если бы не тот утренний случай, вряд ли Сидоренко стал бы за неё заступаться перед самим Воробьёвым, у которого и он был в немилости. Она помогла ему, а он помог ей.
И, конечно, ещё это чудесное спасение Караваевой, во время которого Сашенька показала себя. Тут-то Ипполиту Афанасьевичу стало окончательно ясно, что перед ним не обычная простофиля, выбравшая медицину по ошибке, или ради красивого белого халата. А то, что он ругал её при Воробьёве – так это исключительно для большей правдоподобности, на то можно было не обижаться.
Когда они с тётей Клавой закончили прибираться, пришла Вера и осторожно сказала, что княгиня Караваева просит Александру к себе. Это было удивительно, но Вера объяснила, что первый раз Любовь Демидовна пришла в сознание ещё после обеда – князь был с ней, он-то и рассказал, кому она обязана своим чудесным спасением, и теперь женщина хотела лично видеть ту самую медсестру, которую ей послал не иначе сам Господь Бог.
"Если начнёт предлагать деньги – я не стану больше обижаться", – пообещала себе Александра и направилась к своей пациентке.
Но про деньги речи не зашло.
Любовь Демидовна, вообще-то, поведением своим куда больше напоминала Эллу, нежели Бориса Егоровича – из последних сил старалась улыбаться, сохранять оптимистичный настрой, и ни разу о материальной стороне дела не заикнулась.
– У меня дочка… вашего возраста… Лизонька… вам надо… обязательно… подружиться! – с трудом говорила она. Ей, конечно, лучше было вообще не разговаривать, но Александра решила, что хватит ей уже приказывать князьям и княгиням, что они должны делать, а что не должны. Тем более, от пары слов хуже Караваевой не станет. – Спасибо большое вам, Александра Ивановна! У вас просто золотые руки, вас как будто Господь благословил! Я бы хотела… если нетрудно, конечно… хотела бы, чтобы вы и дальше меня лечили.