Шрифт:
– Господи, Вера, перестань выдумывать! Они прекрасно знают друг о друге, и…
Но Вера её совсем не слушала.
– Брат! – возмущённо повторяла она. – Как же! Не родной, поди, брат-то? На родных, Саша, такими глазами не смотрят!
Над этими словами Веры Саша рассуждала всю первую половину дня, поминутно разбавляя собственные рассуждения мыслями об их с Волконским возможном родстве. И не о том, которое намечалось ввиду свадьбы их родителей, а о том, что, может быть, случилось уже давным-давно…
«Не дай Бог», -всякий раз думала она и крестилась, крестилась, словно это как-то могло повлиять на события, произошедшие в прошлом. Но молитва ей помогала. И Ипполит Сидоренко, оказавшийся хорошим наставником, в трезвые свои часы тоже помогал. С ним время летело незаметно, и в один момент Сашенька вдруг поняла, что перестала бояться покойников и больше не вздрагивала от отвращения всякий раз, когда бралась за скальпель.
– Хорошая ты девка, Санька. Но, попомни моё слово, была бы парнем – цены бы тебе не было! – на этой фразе Ипполит Афанасьевич взял за правило завершать их совместную работу и, лукаво подмигивая, добавлял всякий раз: – Может, выпьем?
Ох, спасибо! Выпила уже вчера! И как теперь идти к Владимирцеву, как после вчерашнего вечера смотреть в его глаза?! Саша решила пока не смотреть и начать с невинной Любови Караваевой, отчего же нет? Тем более, княгиня так хотела с кем-нибудь поболтать! И желательно, конечно, не с кем-то там, а именно со своим лечащим врачом, милой Сашенькой!
– Я пока ещё не врач, Любовь Демидовна, милая! – смеялась Александра, несомненно, польщённая таким доверием со стороны княгини, но та лишь отмахивалась.
– Не врач, так станешь! Я знаю, Саша, я вижу, у тебя большое будущее!
«На моём большом будущем из последних сил старается поставить крест Викентий Воробьёв», – подумала Александра со свойственной ей иронией. Затем, поправив простынь у княгини, улыбнулась ей и рассказала о званом вечере, который затеяла Элла.
– Ах, моё неугомонное дитя! – воскликнула Караваева, и глаза её увлажнились. Дочку она любила, как ничто в целом мире, и готова была хвалить её за каждый поступок – неважно, хороший или плохой. Элла была самой главной в её жизни радостью. – Непременно сходите, Сашенька! Вы не разочаруетесь, наша Лизонька – большая мастерица по таким мероприятиям! Её приёмы вся местная молодёжь любит! Вот увидите, вам понравится!
В том, что понравится – Саша не сомневалась. Куда больше она тревожилась за то, что ещё один званый ужин вполне мог окончиться очередным предложением руки и сердца со стороны ещё какого-нибудь горе-кавалера. Толстого купца Лебёдкина, по прозвищу Слива, например. А что, почему нет? У Гордеева извращённая фантазия – он бы и на такой брак согласился, лишь бы насолить ей!
Идиллию нарушило внезапное появление Марины Викторовны. Саша заметила, как напряглась княгиня в её присутствии, да и сама госпожа Воробьёва тоже прекрасно видела, как пациентка поменялась в лице. Добродушная улыбка сменилась недоверием, в глазах появился холод. Но Марина Викторовна к таким вещам была абсолютно не чувствительна, а потому лишь сделала Саше знак выйти в коридор для разговора наедине.
– Прошу прощенья, Любовь Демидовна, я сейчас! – произнесла она, поднимаясь со своего места у изголовья. И, выйдя в коридор, уже Воробьёвой: – Марина Викторовна, что-то случилось?
Она всё ждала подвоха или разноса за вчерашнее: а вдруг кто-то видел, как она засиделась с Владимирцевым? Или ещё хуже, как Волконский уносил её из больницы на руках?! Но подвоха в кои то веки не было, Воробьёва улыбнулась совершенно счастливо и протянула Сашеньке бумагу.
Начиналась она так: «Я,Владимирцев Владимир Петрович, предупреждён о возможных последствиях и даю своё согласие на проведение повторной операции…» Саша почувствовала, как слёзы застилают глаза, и подняла взгляд на точно такую же радостную Воробьёву.
– Он согласился, – произнесла Марина. – Ты сделала это, Саша! Ты убедила его!
Вздохнув с облегчением, Саша не сдержалась и обняла Воробьёву. Марина Викторовна, к излишней чувствительности непривычная, неловко погладила её по спине, смущённо улыбнулась и отстранилась. И серьёзно спросила её:
– Ты не передумала?
– Я?! Разумеется, нет! – горячо отозвалась Сашенька. – Назначайте день, Марина Викторовна, я с вами.
– Должна тебя предупредить, что если Викентий узнает… а он узнает в любом случае, независимо от наших успехов! Саша, ему это не понравится. Очень не понравится. Я-то со своей стороны позабочусь о том, чтобы тебя не наказали, но если Владимирцев умрёт, я уже ничего не смогу сделать!
– Марина Викторовна, он не умрёт, – так уверенно сказала Саша, словно уже заглянула в будущее, где весёлый беззаботный парень, душа компании Володя Владимирцев играл с мальчишками в футбол на больничном дворе.
– Мне бы твою уверенность! – вздохнула Воробьёва. – Что ж, Саша, тогда пусть будет первое июня. Первый день лета, первый день надежды… есть в этом какой-то добрый знак. А на самом деле, парню двадцать пять лет исполняется в конце мая, так пусть он хотя бы до дня рождения доживёт. Было бы жестоко лишать его этого праздника.