"А ведь скажи он мне это месяц назад, я была бы самой счастливой на свете!" – с невыразимой тоской подумала она и с невесёлой усмешкой сказала:

– Оставь меня в покое, Серёжа.

У Мишеля от сердца отлегло, когда он услышал эту фразу. Странно, но он заметил за собой, что не дышал вот уже с полминуты, прислушиваясь: что, что она ответит? Слава богу, она его не разочаровала! А вот Сергея очень даже.

– Что?! Ты мне отказываешь?!

– А тебя это удивляет? – Саша с напускным безразличием пожала плечами. – Ах да, как я могла забыть? Бедная мещанка из провинции по определению не может отказать благородному графу!

– Саша, что ты такое говоришь?! Я вовсе не это имел в виду! Саша, прошу тебя, не отказывай сразу… Хотя бы подумай!

– Я уже подумала, Серёжа. И на твоём месте я бы сейчас пошла с тем же самым предложением к Ксении Андреевне. С твоей стороны это было бы честно, учитывая то, что между вами произошло.

– Саша, ты не можешь со мной так жестоко! – простонал Авдеев, вновь хватая её руки, которые она отчаянно пыталась высвободить. – Я же люблю тебя, как ты не понимаешь?! Мне никто не нужен, кроме тебя!

"А с Ксенией, стало быть, исключительно ради минутных радостей? Вот ублюдок!" – думал тем временем Мишель, от души забавляясь над горем отвергнутого жениха. Так ему и надо, мерзавцу!

– Поди прочь, Серёжа, – тихо произнесла Сашенька. И озвучила мысли Мишеля: – Ты мне отвратителен!

Авдеев так растерянно смотрел на неё, что у Саши возникал непреодолимый соблазн обнять его, как прежде, погладить по волосам, поцеловать в щёку и убедить не расстраиваться. Серёжа, не вешай нос, всё будет хорошо, милый! Месяц назад она ему так и сказала бы.

Сейчас подле него ей представлялась Ксения Митрофанова, стройная красавица-брюнетка с жемчужной улыбкой победительницы.

"Всех она у меня забрала", – подумала Саша с грустью. И того, что стоял теперь на коленях перед ней, в безнадёжных попытках вымолить прощение, и того, о ком она вот уже столько времени думала с замиранием сердца. С обоими она была, оба они любили её, оба проводили с ней ночи… А к ней, к Сашеньке, шли исключительно в те моменты, когда им было что-то от неё нужно! Или когда делалось слишком скучно и хотелось какой-нибудь диковинки: подружки-мещанки, например! Слёзы застилали глаза, и чтобы не разрыдаться перед Авдеевым, Саша прошептала тихое:

– Прощай, Серёжа, – развернувшись, она подобрала юбки и зашагала прочь, в ту сторону, куда пару минут назад убежала Элла, чтобы отдать распоряжения насчёт кареты. Авдеев так и остался стоять на коленях, бездумно глядя ей вслед, а затем со вздохом спрятал лицо в ладонях.

Он что, плакал?! Мишель поймал себя на мысли, что не желает этого знать. Поэтому, развернувшись, он обошёл усадьбу по проходному балкону и вышел во двор с другой стороны, где его уже ждал верный Игнат.

«Интересно, – спрашивал он себя в задумчивости. – А согласилась бы она, если бы не его измена с Ксенией?»

И почему-то Мишелю в ту секунду показалось, что положительного ответа он бы попросту не пережил. Самому было странно – и почему его так это волнует?! Такой умный и такой глупый одновременно, Мишель всё ещё отказывался признавать, что безнадёжно в неё влюбился.

Алёна не находила себе места от волнения, расхаживая по комнате туда-сюда, то и дело в отчаянии заламывая руки. Причиной оказалась вовсе не дочь, задержавшаяся допоздна у Караваевых – Алёна, признаться, и рада была, если б Сашенька оставалась у Эллы как можно дольше, вплоть до самого конца вечера. Глядишь, и удастся очаровать какого-нибудь достойного кавалера – такого, как Иноземцев, например? Тогда измученная своими тягостными думами мать, вздохнула бы с облегчением.

Но пока она томилась в нехорошем предчувствии и терзала себя сомнениями каждую минуту, каждую секунду с того дня, как её обожаемый министр посмел поднять руку на Александру, не постеснявшись её, Алёны, присутствия! Этот жест, что вполне ожидаемо, отрезвил её в одночасье, будто покров сбросили с глаз, и Алёна вдруг отчётливо увидела, осознала, что на самом деле представляет собой Иван Гордеев. Вот только слишком поздно осознала, когда не отыскать пути назад.

Поднять руку на женщину, на девушку – подумать только! Алёна воспитывалась в семье, где между родителями царила взаимная любовь и понимание, её отец никогда не смел обидеть мать, а её саму и подавно! И муж, Иван Фетисович, которого Алёна иначе как "чудовище" не называла, никогда не смел её бить. Ни её, ни даже извечно проказничающего Арсения, ни тем более Сашеньку! А Гордеев – так запросто, как нечто само собой разумеющееся, и ведь не дрогнула рука… Господи, как он посмел?! Алёна не спала всю ночь после ухода генеральши, до утра пролежав на постели, глядя в потолок. Гордеева не было с нею, уехал по делам, впервые за всё время оставив Алёну одну. Он мотивировал это тем, что попробует поднять старые связи, чтобы уцепиться за последний шанс вернуть отели себе… Но на самом деле Гордееву просто было бесконечно стыдно перед Алёной за свой порыв, стыдно и страшно, что она никогда не сможет простить его. Он надеялся таким образом дать ей время прийти в себя, но план провалился. Алёна действительно пришла в себя и сделала выводы, но совсем не те, на какие рассчитывал Иван Кириллович.

"Я не смогу жить с этим человеком, – думала она. Ещё с той самой ночи эта мысль не давала ей покоя, билась то и дело в разгорячённой голове. – Я не смогу жить с человеком, посмевшим ударить мою дочь!"

А есть ли у неё выбор теперь? Стольких усилий стоило вырваться из нищеты, и как больно падать потом, как мучительно стыдно возвращаться обратно… Но Алёна и вернуться была готова! Что угодно – любой позор и косые взгляды сплетников-соседей – лишь бы оказаться как можно дальше от этого монстра Гордеева! Вот кто на самом деле был "чудовищем", её министр, а вовсе не бывший муж, Иван Тихонов!