За замкомъ поднимается высокій куполообразный, заросшій лсомъ холмъ; за нимъ другой, еще выше, еще величественне въ своихъ очертаніяхъ.

Внизу подъ замкомъ виднются бурыя крыши жмущихся другъ къ другу городскихъ построекъ. Вотъ два старинныхъ моста, живописно перекинутыхъ, черезъ рку. За ними перспектива расширяется. Черезъ ворота между двумя стоящими, подобно часовымъ, мысами вы видите обширную уходящую въ даль долину Рейна, переливающую всми тонами красокъ, постепенно, какъ бы расплывающуюся и, наконецъ, сливающуюся съ туманнымъ горизонтомъ.

Никогда я не могъ достаточно налюбоваться видами, въ которыхъ, подобно настоящему, красота соединяется съ какимъ-то умиротворяющимъ спокойствіемъ.

Первую ночь, проведенную нами здсь, мы рано легли спать. Но черезъ два или три часа я проснулся и долго лежалъ, прислушиваясь къ какому-то мягкому звуку, похожему на звукъ дождевыхъ капель, ударяющихъ въ балконныя стекла. Я такъ сперва и подумалъ, что это былъ дождь, но потомъ оказалось, что шумъ производить неугомонный Неккаръ, который гд-то тамъ, далеко внизу, силится прорвать свои скалистыя оковы. Я всталъ и вышелъ на западный балконъ; предо мною открылась поразительная картина. Глубоко внизу, подъ темною массою замка, лежалъ вытянувшійся вдоль рки городъ; запутанная паутина его улицъ обозначалась мерцающими огнями, на мостахъ огоньки эти тянулись прямыми линіями, а отблески отъ нихъ свтлыми пятнами ложились на воды въ темныхъ пространствахъ между мостовыми арками; а дальше, на границахъ этой прекрасной картины горло, потухало и вновь зажигалось безчисленное множество какъ бы новыхъ огоньковъ, которые, казалось, покрывали собою цлыя десятины земли; казалось, что здсь были разсыпаны алмазы со всего свта. Не могъ я и подозрвать прежде, что полмили желзнодорожнаго полотна съ тремя парами рельсъ могутъ произвести подобный свтовой эффектъ.

Кто будетъ судить о Гейдельберг и его окрестностяхъ на основаніи впечатлнія, вынесеннаго днемъ, тотъ скажетъ, что нтъ равнаго по красот зрлища, но когда онъ увидитъ тотъ же Гейдельбергъ ночью, при мягкомъ свт млечнаго пути, на фон мерцающихъ и дрожащихъ огоньковъ, вспыхивающихъ на рельсахъ, то нтъ сомннія, что онъ попроситъ отсрочки, чтобы обдумать свой приговоръ

Никто еще не пробовалъ блуждать въ густыхъ чащахъ, которыми поросли вс эти холмы близъ Неккара до самой вершины. Дремучій лсъ всхъ странъ иметъ въ себ что-то чарующее; но нмецкія легенды и сказки о феяхъ увеличиваютъ это очарованіе вдвое. Он всякую мстность населяютъ гномами, карликами и всевозможными таинственными и сверхъественными существами. Въ тотъ моментъ, когда я писалъ эти строки, я былъ подъ такимъ впечатлніемъ этихъ легендъ, что временами мн казалось, что я самъ врю въ существованіе фей и гномовъ.

Однажды, посл полудня я блуждалъ въ лсу на разстояніи мили отъ гостинницы и невольно въ голову мн приходили мысли о говорящихъ животныхъ, о кобольдахъ, очарованныхъ путникахъ и тому подобныхъ небылицахъ; и вотъ возбужденному моему воображенію стали показываться то тамъ, то сямъ въ темныхъ колоннадахъ лса какія-то перепархивающія существа. Мсто было какъ бы нарочно выбрано для такого случая. Это былъ сосновый лсъ съ такимъ толстымъ и мягкимъ ковромъ побурвшей хвои, что шумъ шаговъ едва былъ слышенъ и я шелъ какъ бы по шерсти; стволы были круглы и прямы, какъ колонны, и стояли близко другъ къ другу; до высоты около 25 футовъ они были лишены втвей, а выше образовывали такую густую сть, что черезъ нее не проникалъ ни одинъ солнечный лучъ. Снаружи міръ былъ залитъ солнцемъ, но здсь царили таинственный полумракъ и такая глубокая тишина, что мн казалось, будто я слышу свое собственное дыханіе.

Я стоялъ уже около десяти минутъ, очарованный прелестью этого мста, какъ вдругъ, точно съ тмъ, чтобы довершить иллюзію сверхъестественнаго, какъ разъ надъ моей головой закаркалъ воронъ. Я вздрогнулъ, но сейчасъ же разсердился самъ на себя. Взглянувъ вверхъ, я увидлъ ворона, сидящаго на втк надъ моей головой и глядящаго на меня. Во мн поднялось то же самое чувство стсненія и обиды, какое бываетъ, когда замтишь, что кто-нибудь чужой тайно наблюдаетъ за тобой и мысленно осуждаетъ тебя. Я глядлъ на ворона, воронъ глядлъ на меня. Нсколько секундъ продолжалось молчаніе. Затмъ птица переступила нсколько по втк, какъ будто съ тмъ, чтобы занять боле удобный пунктъ для наблюденій, приподняла свои крылья, низко опустила между плечъ голову, вытянувъ ее по направленію ко мн, и каркнула вторично; карканье это было явно оскорбительнаго свойства. Если бы воронъ говорилъ по-англійски, то и тогда онъ не сказалъ бы ясне, чмъ теперь на своемъ родномъ язык: «Эй, чего теб здсь нужно?» Я почувствовалъ себя въ такомъ же глупомъ положеніи. Какъ если бы былъ пойманъ и уличенъ въ какомъ-нибудь некрасивомъ поступк. Однако же, я молчалъ; я не хотлъ входить въ препирательства съ ворономъ. А противникъ, съ крыльями все еще поднятыми, съ опущенной головой и пронзительными, яркими глазами, устремленными все время на меня, подождалъ съ минуту, а затмъ кинулъ мн еще два-три ругательства, которыхъ я не понялъ, хотя и зналъ не мало такихъ словъ, которыя не употребительны въ церковномъ язык.

Я продолжалъ молчать. Тогда противникъ мой поднялъ голову и кого-то позвалъ. Тотъ часъ же въ недалекомъ разстояніи послышался отвтный крикъ, очевидно, на какой-то вопросъ. Первый воронъ принялся объяснять что-то съ большимъ увлеченіемъ, вслдствіе чего прилетлъ и второй. Оба сли рядышкомъ на одной втк и принялись разсматривать меня такъ же непринужденно и оскорбительно, какъ если бы они были великими натуралистами и разсматривали бы новый видъ какого-нибудь клопа. Положеніе становилось все боле и боле затруднительнымъ. Они призвали еще третьяго товарища. Это было уже слишкомъ! Я видлъ, что преимущество на ихъ сторон и ршилъ выпутаться изъ затрудненія бгствомъ. Они торжествовали мое пораженіе точно такъ же, какъ бы сдлали это на ихъ мст многіе неразвитые люди. Они смялись надо мной (потому что и воронъ можетъ смяться точно такъ же, какъ человкъ), длали въ догонку мн различныя обидныя замчанія, пока не потеряли меня изъ виду. Правда, они были не больше какъ воронами, и хотя я не придавалъ значенія тому, что они думали обо мн, но когда хоть бы даже воронъ начнетъ кричать вамъ вслдъ: «Что за шляпа! Эй, скинь свой жилетъ!» и тому подобныя вещи, то это все-таки оскорбляетъ и сбиваетъ васъ съ толку, и не помогутъ тутъ никакіе доводы и аргументы.

Животныя, безъ сомннія, разговариваютъ между собою. Вопросъ этотъ уже давно ршенъ; но я полагаю, что есть немного людей, которые понимаютъ ихъ разговоръ. Я зналъ всего одного такого человка. Я говорю, что онъ умлъ понмать ихъ, потому что онъ самъ разсказывалъ мн объ этомъ. Это былъ простодушный среднихъ лтъ рудокопъ, жившій долгое время въ уединенномъ уголк Калифорніи, среди деревьевъ и горъ, изучившій обычаи и привычки единственныхъ своихъ сосдей — зврей и птицъ до тхъ поръ, пока не убдился, что въ состояніи понимать всякій звукъ, изданный ими. Звали его Джимъ Бэкеръ. По словамъ этого Джима Бэкера, не вс животныя одинаково развиты, нкоторыя изъ нихъ употребляютъ только самыя простыя слова и врядъ ли способны на сравненіе или какой-нибудь цвтистый оборотъ рчи. Наоборотъ, у другихъ запасъ словъ весьма великъ, языкомъ они владютъ въ совершенств, а выговоръ правиленъ и изященъ; такія животныя и говорятъ больше всего; они любятъ поговорить и, сознавая въ себ талантъ, не прочь «щегольнуть» имъ. Бэкеръ говорилъ, что посл долгихъ и тщательныхъ наблюденій онъ пришелъ къ тому заключенію, что синія сойки лучшіе говоруны изъ всхъ птицъ и зврей. Онъ говорилъ:

— Да, синія сойки умне всхъ остальныхъ животныхъ. Расположеніе духа и чувства, имъ доступныя, гораздо разнообразне, чмъ у остальныхъ; и, поврите ли, все, что сойка чувствуетъ, она можетъ выразить и словами. И не только какими-нибудь общими мстами, нтъ, она говоритъ краснорчиво, литературно, мало того, она не прочь употребить и метафору, да, метафору! Что же касается до искусства владть языкомъ, то врядъ ли вы увидите сойку, которая ползла бы въ карманъ за словомъ. Никто еще не видалъ этого. Рчь у нихъ такъ и кипитъ! При этомъ вотъ что еще: я долго наблюдалъ и утверждаю, что ни одна птица, или корова, или кто другой, незнакомы такъ хорошо съ грамматикой, какъ синяя сойка. Быть можетъ, вы скажете, что и кошка хорошо знаетъ грамматику. Да, знаетъ и кошка; но посмотрите на нее, когда она взволнована; послушайте ихъ, когда он ночью перетрясаютъ другъ другу шкуру на крыш, и вы услышите такую грамматику, что у васъ барабанная перепонка лопнетъ. Незнакомые съ этимъ дломъ говорятъ, что это не что иное, какъ дьявольскій шумъ, который поднимаютъ дерущіяся кошки, но это неправда; это происходитъ оттого, что кошки забываютъ тогда о грамматик. Я никогда или же очень рдко замчалъ, чтобы синяя сойка забыла грамматику, а если и случался такой грхъ, то она конфузилась, какъ человкъ, она немедленно снималась и улетала.