«Быть можетъ, вы будете говорить, что сойка все-таки не боле, какъ птица. Ваша правда, да, она птица, хотя бы уже потому, что покрыта перьями и, быть можетъ, не принадлежитъ ни къ какой церкви; но, съ другой стороны, она такое же человческое существо, какъ и вы сами. И я скажу вамъ, почему. Потому что способности, инстинкты, чувства и интересы сойки захватываютъ положительно все на свт. У сойки не боле принциповъ, чмъ у любого конгрессмена. Сойка готова солгать, сойка готова украсть, обойти, измнить; въ четырехъ случаяхъ изъ пяти сойка отречется отъ самыхъ торжественныхъ своихъ общаній. Святость обязательствъ, это такое понятіе, которое никоимъ образомъ не укладывается въ голов сойки. Наконецъ, въ довершеніе всего, есть и еще пунктъ; въ божб сойка превзойдетъ любого джентльмена изъ рудника. Вы скажете, что и кошка уметъ божиться. Да, можетъ и кошка; но затроньте только сойку, и куда вашей кошк! Ужь вы не говорите мн, я понимаю толкъ въ этихъ вещахъ. А вотъ еще обстоятельство: въ брани, въ хорошей сильной брани, сойка далеко опередитъ человка, хоть бы самого богослова. Да, сэръ, въ сойк отражается все, что есть въ человк. Сойка кричитъ, сойка смется, сойка чувствуетъ стыдъ, сойка дйствуетъ съ разсужденіемъ по заране обдуманному плану, сойка критикуетъ, любитъ сплетни и скандалы, обладаетъ юмористической жилкой, сойка не хуже, а, быть можетъ, даже лучше, чмъ вы сами, понимаетъ, когда она сдлала глупость. Если сойка не человкъ, то во всякомъ случа отлично имъ притворяется, вотъ и все. Сейчасъ я разскажу вамъ истинное происшествіе съ одной изъ этихъ птицъ».

«Въ то время, когда я только-что сталъ понимать разговоръ соекъ, случилась вотъ какая исторія. Лтъ семь тому назадъ изъ этой мстности ушелъ послдній человкъ. Я поселился въ его хижин, которая и по сіе время стоитъ въ томъ положеніи, какъ ее бросилъ хозяинъ; какъ видите, небольшая хибарка въ одну большую комнату, сложенная изъ бревенъ и крытая досками; между крышей и поломъ ничего — потолка нтъ. Ладно, вотъ какъ-то въ воскресенье утромъ вышелъ я и сижу передъ своей хижиной, и кошка около меня на солнц грется, посматриваю на синющіе холмы, прислушиваюсь къ грустному шелесту листьевъ и думаю о своемъ дом, который остался далеко, въ Штатахъ, и о которомъ я уже около 30 лтъ ничего не слышалъ; вдругъ вижу садится на крышу хижины сойка съ жолудемъ во рту и говоритъ: „Галло, вотъ такъ исторія“. Между тмъ, жолудь вывалился у нея изъ клюва и: понятно покатился внизъ по кровл, но сойка не обратила на него никакого вниманія. Голова ея была всецло занята поразившимъ ее предметомъ, это была дыра въ кровельной доск отъ вывалившагося сучка. Она склонила голову на сторону, закрыла одинъ глазъ, а другимъ смотрла на дыру, какъ „опоссумъ, заглядывающій въ кувшинъ“; затмъ она посмотрла вверхъ, взмахнула крыльями, что, понимаете, означаетъ у нихъ удовольствіе, и сказала: „Это похоже на дыру, это ужасно похоже на дыру, чортъ возьми, если я не уврена, что это и есть на самомъ дл дыра!“

„Затмъ она снова наклонила голову и опять принялась за осмотръ, посл чего весело подняла глаза, замахала разомъ и крыльями, и хвостомъ и сказала: „Э, нтъ, это не дурная штука! Мн повезло! Что за прелестная дыра!“ Затмъ она слетла на землю, схватила жолудь, поднялась съ нимъ на крышу и, опустивъ его въ дыру, откинула назадъ голову, и на лиц ея засіяла восторженная улыбка. Вдругъ сойка какъ бы застыла въ напряженномъ вниманіи и улыбка постепенно сходила съ ея лица, какъ бы сбриваемая бритвою, и уступила мсто выраженію крайняго изумленія. При этомъ она сказала: „Почему я не слышала, какъ онъ упалъ?“ Она опять приложила глазъ къ дыр и долго присматривалась; затмъ подняла голову и покачала ею; она обошла вокругъ дыры и заглянула въ нее съ другой стороны, и снова покачала головой. Съ минуту она подумала, затмъ принялась снова за самое тщательное изслдованіе: ходила кругомъ дыры во вс стороны и заглядывала въ нее чуть не со всхъ румбовъ компаса. Ничто не помогало. Тогда, свъ на самый конецъ крыши, она съ физіономіей, погруженной въ задумчивость, съ минуту поскребла у себя правою лапою въ затылк и, наконецъ, сказала: „Ладно, это слишкомъ для меня трудно, пусть такъ; быть можетъ, это какая-нибудь черезчуръ глубокая дыра; однако же, нечего мн здсь проводить попусту время, слдуетъ заняться дломъ; полагаю, что такъ будетъ лучше, по крайней мр, попытаюсь“.

„Съ этими словами она улетла, принесла второй жолудь и опустила ее въ ту же дыру, посл чего какъ можно поспшне приложилась къ ней глазомъ, чтобы посмотрть, куда упадетъ жолудь, но опоздала. Она смотрла по меньшей мр съ минуту, затмъ, поднявъ голову, вздохнула и промолвила: «Скверно, мн, кажется, никогда не понять этого обстоятельства, однако, попробую еще разъ». Она принесла третій жолудь и приняла вс предосторожности, чтобы услдить, куда онъ днется, но опять безуспшно. «Ну, — сказала она, — я еще никогда не встрчалась съ подобной дырой; я начинаю думать, что это какая-нибудь особая дыра». Затмъ она точно съ ума сошла. Крича, что это колдовство, она бгала вверхъ и внизъ по крыш, трясла головой и бормотала что-то про себя, наконецъ, волненіе ея превзошло всякія границы. Я никогда еще не видалъ, чтобы птица такъ горячилась изъ-за подобнаго пустяка. Немного успокоившись, она опять подошла къ дыр и, поглядвъ на нее съ полминуты, сказала: «Хорошо, ты очень длинная дыра, очень глубокая дыра, быть можетъ, единственная въ своемъ род дыра, но тмъ не мене, я наполню тебя; да, будь я проклята, если я тебя не наполню, хотя бы на это потребовалось цлыхъ сто лтъ!»

«И съ этими словами она улетла. Вы сроду не видали ничего подобнаго. Сойка принялась за работу, какъ негръ, и усердіе, съ которымъ она таскала въ теченіе двухъ съ половиной часовъ въ эту дыру жолуди, было, поистин, для меня удивительно. Она ни на минутку не остановилась, чтобы еще разъ заглянуть въ дыру; она опускала жолудь и тотчасъ же летла за другимъ. Наконецъ, она съ трудомъ уже могла двигать крыльями, такъ она измучилась. Еле-еле добралась она вся мокрая отъ пота, словно кувшинъ изъ подо льда и, опустивъ въ дыру жолудь, сказала: „ну, теперь-то я полагаю, что ты до самыхъ краевъ наполнена!“ и она нагнулась, чтобы посмотрть. Вы мн не поврите, если я вамъ скажу, что, когда она подняла отъ дыры лицо, то оно было совершенно блдно отъ ярости. „Какъ, — закричала она, — я накидала туда столько жолудей, что хватило бы на 30 лтъ для пропитанія цлой семьи, а, между тмъ, если я вижу хоть тнь жолудя, то пусть меня тотчасъ посадятъ въ музеумъ съ брюхомъ, набитымъ опилками!“

Она едва доползла до конька крыши и, прислонившись къ труб, собиралась съ силою и мыслями.

„Но вотъ прилетла другая сойка и, не дослушавъ восторженныхъ привтствій первой, спросила, въ чемъ дло. Бдняга разсказала ей все по порядку и прибавила: „Вотъ она, дыра-то, если не вришь мн, пойди и посмотри на нее сама“. Новоприбывшая отправилась, осмотрла дыру и, возвратясь, спросила, „сколько же ты туда набросала жолудей?“ — „Не меньше, какъ тонны дв“, — отвчала бдняжка. Вторая сойка пошла и снова осмотрла дыру. Не будучи въ силахъ ршить загадку, она подняла крикъ, на который прилетло еще три сойки. Вс он изслдовали дыру, вс он заставляли разсказывать потерпвшую свое приключеніе, а затмъ начали спорить между собою и высказывать свои предположенія одно другого глупе…

„Затмъ, он позвали еще соекъ; т позвали еще и еще, пока, наконецъ, вся мстность не наполнилась какимъ-то синеватымъ облакомъ. Собралось не мене пяти тысячъ ихъ, и вс он кричали, спорили, ссорились и надлали такого гвалту, какого я еще не слыхалъ до той поры. Каждая сойка считала долгомъ посмотрть въ дыру и высказать о всей исторіи еще боле дурацкое мнніе, чмъ предыдущая. Он изслдовали домъ со всхъ концовъ. Дверь стояла все время полуотворенною, и, наконецъ, одна старая сойка догадалась какъ-то войти туда и посмотрть. Понятно, что вся штука сейчасъ же и объяснилась. Тамъ на полу лежали вс жолуди, провалившіеся черезъ крышу. Сойка захлопала крыльями и закричала «ура». «Идите сюда, — сказала она, — идите сюда, эй, вы вс, пусть меня повсятъ, если эта дура не вздумала наполнитъ весь домъ жолудями!» Точно синимъ облакомъ окружили сойки дверь, и каждая, войдя внутрь и, сообразивъ всю нелпость поступка своей бдной товарки, падала навзничь, задыхаясь отъ смха; ея мсто сейчасъ же занимала слдующая сойка, съ которой повторялось тоже самое.

«Да, сэръ, он цлый часъ еще сидли на крыш и по деревьямъ и чесали языки по поводу этого случая, не хуже людей. И пусть не говорятъ мн посл этого, что сойка лишена юмористическаго чувства, а также и памяти, сэръ. Цлыхъ три года он водили сюда лтомъ соекъ изо всхъ Соединенныхъ Штатовъ, чтобы показать имъ эту дыру. Да не однхъ соекъ, а и другихъ птицъ. И вс он понимали смшную сторону происшествія, за исключеніемъ одной совы, которая летла изъ Nova-Seotla, чтобы посмотрть на долину Yo Semite и попала сюда на обратномъ пути. Такъ эта сова и не нашла ничего смшного въ данномъ случа; но не чему и удивляться: она и въ долин Yo Semite не нашла ничего особеннаго».