Твен Марк
Шрифт:
Какъ разъ въ эту минуту занавсь приподнялась, фонарь освтилъ насъ и вс почтовыя пожитки, а въ окн появилось лицо кондуктора, который сказалъ:
— Господа, вамъ придется немедля выходить, шкворень сломался.
Мы вышли изъ кареты угрюмые и недовольные и насъ съ просонья пробирала дрожь. Когда же я узналъ, что то, что они называли «шкворнемъ», была соединительная часть передней оси съ экипажемъ, то я обратился къ кучеру со словами:
— Во всю жизнь мою не пришлось мн видть до такой степени истертаго шкворня; какъ это случилось?
— Какъ? Да очень просто, когда дали везти почту за цлые три дня, вотъ и случилось, — сказалъ онъ. — И что странно, какъ разъ въ томъ направленіи, которое указано на почтовыхъ сумкахъ съ газетами и гд именно и надо выдать почту индйцамъ, чтобы держать ихъ въ поко. Вышло оно всетаки кстати, такъ какъ въ такую темноту я прохалъ бы наврно мимо, если бы не сломался шкворень.
Я былъ убжденъ, что онъ опять длаетъ свою гримасу съ подмигиваніемъ, хотя не могъ разсмотрть его лица, такъ какъ онъ наклонился надъ работой; пожелавъ ему успха, я повернулся и сталъ помогать другимъ выносить почтовыя сумки; когда он вс были вытащены, изъ нихъ образовалась около дороги огромная пирамида. Когда карета была готова, мы снова наполнили почтою два экипажные ящика, но уже ничего не клали наверхъ; внутри же кондукторъ, спустивъ вс сиднья, началъ наполнять карету этимъ добромъ и помстилъ въ нее ровно половину того, что было прежде. Мы сильно негодовали, такъ какъ остались безъ сидній, но кондукторъ, умный малый, успокоилъ насъ словами, что постель лучше сиднья, тмъ боле что такое размщеніе вещей предохраняетъ его экипажъ отъ вторичной ломки. Дйствительно, испробовавъ это незатйливое ложе, располагающее къ лни, мы забыли и думать о сидньяхъ.
Впослдствіи, во время многихъ безпокойныхъ дней, бывало ляжешь для отдыха, возьмешь книгу, статуты или словарь, и только удивляешься, почему буквы прыгаютъ.
Кондукторъ сказалъ, что съ первой станціи онъ вышлетъ сюда сторожа приберечь оставленныя нами сумки, и съ этимъ мы покатили дальше.
Начинало разсвтать; проснувшись, мы съ наслажденіемъ потягивались и смотрли въ окно далеко на востокъ, бросая туда взглядъ полный надежды, плохо обращая вниманіе на широкое пространство полянъ вблизи насъ, покрытыхъ росой и расходящимся тумакомъ. Наслажденіе наше было полное, оно доходило до какого-то неистоваго восторга. Карета продолжала катиться быстро, лошади шли крупною рысью, втерокъ разввалъ шторы и смшно раздувалъ висвшее наше платье; люлька нжно покачивалась, стукъ лошадиныхъ копытъ, щелканье кнута и гиканіе кучера были положительно музыкальны; убгающая почва, мелькающія деревья, казалось, безмолвно привтствовали насъ и съ любопытствомъ, и съ завистью провожали; такъ лежали мы въ тиши и спокойствіи и мысленно сравнивали теперешнее наше удовлетворенное чувство съ прежней утомительной городской жизнью; тогда-то мы поняли, что существуетъ только одно полное и совершенное счастіе на этой земл, и мы его достигли.
Позавтракавъ на одной изъ станцій, названіе которой я забылъ, мы втроемъ услись на сидніе за кучеромъ и временно уступили нашу постель кондуктору.
Вскор я снова сталъ дремать и легъ внизъ лицомъ на верхушку дилижанса, держась за тонкіе, желзные прутики, и такъ проспалъ около часу или боле. Судя по этому, каждый пойметъ, насколько безподобны тамошнія дороги. Спящій человкъ невольно схватится сильно за прутики во время толчка, но когда экипажъ вашъ равномрно покачивается, онъ этого, конечно, не сдлаетъ.
Кучера и кондуктора частенько засыпаютъ на своихъ козлахъ минутъ на 30 или на 40 при весьма быстрой зд, восемь или десять миль въ часъ; я самъ это видлъ не однажды. Опасности они никакой не подвергаются; повторяю, спящій человкъ непремнно схватится за прутики, если карета покачнется. Люди эти все рабочіе, они сильно утомляются и имъ нтъ возможности удержаться отъ сна.
Вскор прохали мы Мерисвилль, Бигъ-Блу и Литлъ-Сэнди; прохавъ еще одну милю, мы добрались до Небраска, а потомъ и до Бигъ-Сэнди, ровно сто восемьдесятъ миль отъ Сентъ-Жозефъ.
При заход солнца мы въ первый разъ увидали животное, весьма обыкновенное здсь и извстное во всей окружности, отъ самаго Канзаса до Тихаго океана, подъ названіемъ «оселъ-кроликъ». Прозвище дано ему мткое. Онъ такой же, какъ и вс кролики, но только въ полтора раза больше, ноги его длинне, пропорціонально его величин, уши безобразно большія и едва ли найдутся подобныя у другого существа, кром какъ у осла-кролика. Когда онъ сидитъ смирно, какъ бы задумавшись и своихъ грхахъ, или разсянно смотритъ, не подозрвая никакой опасности, его величественныя уши выступаютъ весьма высоко, но звукъ ломанной втки можетъ напугать его до смерти, и тогда онъ, осторожно опустивъ назадъ свои уши, стремительно бжитъ домой. Все, что въ эту минуту видно отъ него, это его длинное, срое туловище, вытянутое въ струнку и быстро мчащееся сквозь низкіе шалфейные кусты съ поднятой головой, съ глазами, устремленными впередъ, и только слегка спущенными назадъ ушами, такъ что по нимъ видно, гд находится животное.
По временамъ онъ длаетъ такіе удивительные прыжки черезъ малорослые шалфейные кусты, что любой конь позавидовалъ бы ему. Вскор онъ уменьшаетъ понемногу свой бгъ и прыжки и таинственно исчезаетъ, это значитъ онъ притаился за кустомъ и будетъ сидть тамъ, прислушиваясь и дрожа, пока вы почти не дойдете до него, — тогда онъ снова быстро пускается въ путь. Но чтобы видть и познать всю трусость его, надо непремнно хоть разъ выстрлить до немъ, тогда онъ, отъ необъятнаго страха, положивъ уши назадъ и вытянувшись почти въ прямую палку, летитъ, какъ стрла, легко и быстро, оставляя за собою милю за милей.
Наше общество спугнуло такого звря, секретарь выстрлилъ по немъ изъ своего «Кольта»; я началъ посылать ему вслдъ мои пули, одну за другой и въ то же время раздался трескучій выстрлъ изъ стараго «Allen», и я не преувеличу, если скажу, что бдный кроликъ положительно обезумлъ! Опустивъ уши, поднявъ хвостъ, онъ бжалъ по направленію въ Санъ-Франциско такъ стремительно, что моментально исчезъ съ глазъ нашихъ, но долго еще потомъ былъ слышенъ свистъ его.
Не помню, гд мы впервые увидли «шалфейный кустъ», но такъ какъ я о немъ упомянулъ, то не прочь его описать, что и нетрудно; если читатель можетъ представить себ сучковатый и почтеннаго возраста дубъ, превращенный въ небольшой кустъ, фута въ два вышины, съ грубой корой, листвой и со сплетшимися втвями, то легко пойметъ это точное опредленіе шалфейнаго куста. Часто въ свободное утро въ горахъ, лежа на земл, лицомъ подъ шалфейнымъ кустомъ, я предавался фантазіи и воображалъ, что мошки на листьяхъ были птички-лилипуты и что муравьи, ползающіе туда-сюда, были стада-лилипуты; я же самъ представлялъ великана-бродягу изъ Бробдигнагъ, ожидающаго появленія маленькаго жителя, чтобы поймать и проглотить его.