Вотъ въ чемъ состоитъ уваженіе и любовь къ на роду, а вовсе не въ лести и не во фразахъ.

Объ этомъ мы читаемъ въ трогательномъ стихотвореніи, которое напечатано во 2 No «Современника», за подписью Ив. Г. М.

Весьма любопытный образчикъ нашей современной поэзіи. Эта поэзія, какъ извстно, отличается не столько изяществомъ, сколько благородствомъ чувства. Весьма мтко говоритъ поэтъ, что у него нтъ силъ разстаться съ грустью: такъ мила ему эта грусть, такъ она его гретъ и вдохновляетъ! Слезы гражданина замняютъ теперь луну, дву, мечту прежнихъ поэтовъ. Что они спятъ въ равнин — это составляетъ одну изъ самыхъ милыхъ фантазій.

Случайно попалась мн книжка одного изъ новыхъ нмецкихъ философовъ по имени Лёвенталя. Тоненькая брошюрка въ 36 печатныхъ страницъ, третье изданіе, 1861 года (были потомъ и еще изданія), подъ громкимъ заглавіемъ «System des Naturalismus». Прибавить нужно, что имя автора я слышалъ нсколько разъ какъ что-то значительное.

Оказалось, что это родъ какой-то натурфилософіи; а какого свойства эта натурфилософія, сейчасъ видно изъ слдующихъ словъ предисловія:

«Прямо же ввелъ въ нмецкую философію натурализмъ въ первый разъ Людвигъ Фейербахъ и его единомышленники — а вмст съ тмъ они ввели и самую философію въ число вопросовъ дня и жизни нмецкаго духа, хота это было сдлано большею частію только на проблематическомъ основаніи и было разработываемо Молешоттомъ, Фохтомъ и Бюхнеромъ почти въ вид догмата».

Какъ видно, и претензія у автора не малая — устранить проблематичность Фейербаха и догматичность Молешотта, Фохта и Бюхнера.

Все это, впрочемъ, ничего; все позволительно и въ порядк вещей. Не буду также говорить о метод и о систем автора; ибо никакой методы въ этой систем не оказалось. Но мн попалась въ брошюрк диковинка, истинно достойная смха, и на ней-то я и остановлюсь ради удовольствія читателя.

Лёвенталь, между прочимъ, утверждаетъ, что свтъ и теплота получаются не отъ солнца, какъ видитъ читатель, это очень смло, ново и разрушаетъ одинъ изъ самыхъ распространенныхъ предразсудковъ. Но не въ этомъ еще диковинка; въ извстномъ смысл съ этимъ мнніемъ нашего философа могли бы даже согласиться физики, именно сказать, что земныя явленія свта и теплоты дйствительно не приходятъ къ намъ отъ солнца прямо и цликомъ, а только возбуждаются солнцемъ. Диковинка же состоитъ въ слдующемъ:

И такъ, вотъ отчего лтомъ бываетъ тепло, а зимою холодно. Дйствительно, во время нашего лта, то есть лта свернаго полушарія, того лта, теплотою котораго наслаждается философъ Лёвенталь, земля бываетъ дальше отъ солнца, чмъ во время нашей зимы. Но философъ судитъ ужь очень субъективно; онъ думаетъ, что когда для него наступаетъ лто, то оно наступаетъ для всей земли, и что когда ему холодно, то весь земной шаръ зябнетъ. Онъ забываетъ, что во время нашего лта на другомъ полушаріи зима, а когда у насъ зима — тамъ лто. Какое же значеніе здсь можетъ имть большее или меньшее удаленіе земли отъ солнца?

О, гонители предразсудковъ!

Приведу другой примръ новой нмецкой мудрости. Въ журнал Ноака „Psyche“ въ первой тетрадк 5-го тома, 1862 г., помщена шутка подъ заглавіемъ: Разговоръ между духомъ Канта и профессоромъ Іенскаго университета Фортлаге». Для большей ясности дла замтимъ, что журналъ этотъ держится матеріализма, что въ немъ есть родъ философскаго, что въ каждомъ номер бранятъ Куно Фишера и пр. Въ статейк, которой заглавіе мы привели, разсказывается, что Фортлаге сидитъ ночью въ своемъ кабинет и размышляетъ объ ученіи Канта; именно горюетъ, что матеріалисты не знаютъ этого ученія и потому коснютъ въ своемъ заблужденіи. Вдругъ является духъ Канта и начинаетъ объяснять профессору настоящій смыслъ своего ученія; изъ объясненій выходитъ, что кантовская философія будто бы совершенно согласна съ матеріализмомъ.

Не стану излагать разговора; замчу только одну забавную черту. Духъ Канта подсмивается надъ профессоромъ Фортлаге, зачмъ онъ засидлся за полночь.

«Вотъ матеріалисты», — говоритъ онъ, — «т теперь уже спять; они, какъ люди трезвые, не проводятъ полночи за своей конторкой, а рано идутъ въ постель и рано встаютъ и пр.». Германія, такъ Германія и есть!

Главное же, на что мы хотимъ обратить вниманіе, есть то понятіе о кантовской философіи, которое излагается въ этомъ разговор. Достаточно будетъ привести заключительныя слова, которыя авторъ влагаетъ въ уста самого духа Канта.

«Вотъ положеніе», — говоритъ этотъ духъ, — «которое пролегомены выставляютъ какъ главное положеніе и вмст какъ результатъ всей критики чистаго разума: „Всякое познаніе изъ одного чистаго разсудка или изъ одного чистаго разума ничто иное, какъ одна видимость, и истина заключается въ одномъ опыт. Посредствомъ всхъ своихъ чистыхъ принциповъ разумъ научаетъ насъ никакъ не боле, какъ только предметамъ возможнаго для насъ опыта, да и относительно этихъ предметовъ только тому, что можетъ быть дйствительно дознано на опыт“.