Стихотворения и поэмы
вернуться

Рыльский Максим Фаддеевич
Шрифт:

369. БАБЬЕ ЛЕТО

Мечтам и годам нет возврата…

А. С. Пушкин
Во мгле осенней догорели, Как будто свечи, дерева, И с паутинками взлетели Ткачи их, видные едва. Погибнут многие в скитанье, В дожде потонут ледяном, — Летящие живые ткани Застынут мертвым серебром. Плывут безропотно, не зная, Куда их и зачем влечет, На всем безвольно повисая, Что остановит их полет. В днепровском холодке осеннем Ни счета, ни конца нет им — И вновь сердца мы сожаленьем О всем несбывшемся томим. Прозрачность осени начальной! Напомнив о былой весне, Такой охватишь ты печалью, Что радости дороже мне. Пускай сегодня уж не чаешь Вернуть мечты минувших дней, — Ты новые мечты рождаешь Высокой горечью своей. Октябрь — ноябрь 1956 Киев

370. АПОЛОГЕТАМ «НОВОГО ИСКУССТВА»

Достоин ли людского слова Подонок, что с недавних пор Хулит Матейку и Серова, Готов их вымести, как сор? Достоин ли упоминанья Он, посягнувший без стыда На те холсты, что словно знамя Народной славы и труда? Достоин ли — не уваженья, Упоминания хотя б! — Кто в дни всемирного движенья Юлит пред долларом, как раб? Достойны ли любви превратной И даже места на стене Все эти гнилостные пятна На вашем мертвом полотне, Весь этот хаос диких линий, Который вы изобрели И в суетной своей гордыне «Искусством новым» нарекли? Еще голубят вас гурманы, Но вам самим — сомненья нет — Придется, поздно или рано, Суду народа дать ответ! 12 декабря 1956 Киев

371. ТРИ ДЕВУШКИ

Мороз и солнце — день чудесный.

А. С. Пушкин
Три девушки, студентки-агрономы, Шли зимнею дорожкою лесной. Как раз утих метели голос злой, И лес внимал безветрию седому. Одна сказала: «Ох, прелестно как! Все веточки — серебряные стрелки! Вон там, на ели, притаилась белка, Вот легкий след: здесь пробежал русак!» «И правда, весело, — другая продолжала,— Хоть поздновато, а зима пришла! На лыжи бы! Да держат нас дела, А я бы класс высокий показала». А третья шла, как в сон погружена, Мечты ее куда-то уносили… «Что видится тебе?» — ее спросили. «Мороз и солнце!» — молвила она. 13 декабря 1956 Киев

372. «Не забуду вечер, серп двурогий…»

Выхожу один я на дорогу…

М. Ю. Лермонтов
Не забуду вечер, серп двурогий, Тоненький ледок и первый снег, — Шел я в этот вечер по дороге Будто в первый раз за весь мой век. О, как звезды крупные сияли, Синева хрусталилась везде! Виделись неведомые дали В каждой пролетающей звезде. Так влекло меня бродить далече, И сжималось сердце всё сильней, Чуть от дома к дому в этот вечер Брызнул свет задумчивых огней! Радовался — а чему? — не знаю, И грустил — о чем? — в тот самый час. Различал по свисту уток стаю, Ни для чьих не видимую глаз. Голоса девичьи доносились, Хрупки, как ледок тот молодой. Звезды в небе к полночи склонились, Ну и я поворотил домой. Встретила меня ты на пороге, Чтоб слегка, известно, укорить… Давнее — «Я занемог в дороге» — Мне пришлось, понятно, повторить. Весело дрова трещали в печке, Пахло житным хлебом и теплом, И свивались локоны в колечки Над твоим разгладившимся лбом. 6 февраля 1957 Москва

373. СЕРСО

Немолоды, но так полны Мы были счастьем прежним, Как птицы снежной белизны При половодье вешнем, В плену родительских забот, Серсо несли мы детям, — Наш возраст был уже не тот, Чтоб забавляться этим. Мы в тишине хрустальной шли По скверу пред закатом. Каштаны белые цвели С оттенком розоватым. И потянуло нас с тобой В детей вдруг превратиться: Подброшен ловкою рукой, Взмыл обруч в синь, как птица. Ловя его, в пылу игры Забыл я всё на свете… Теперь и вовсе мы стары, А всё еще как дети. 8 февраля 1957 Москва

374–386. ИЗ ЦИКЛА «КНИГА О ФРАНЦИИ»

1. ФРАНЦУЗСКОМУ НАРОДУ

Из берегов ты часто выступал, Как речка в дни весенней непогоды, И жизнь до основанья потрясал, И людям нес клокочущие воды. И к знаменосцу вольности не раз В борьбе стремилась всей душой Европа, Твой ясный ум — блистательный алмаз — Сверкал на гребне общего потопа. Мы узнавали о тебе из книг, Любой из нас себе мог выбрать брата Среди сынов прославленных твоих, Великих — от Гавроша до Марата. Былое отступило навсегда! Когда, казалось, не было спасенья, Когда Петэн предал тебя, — тогда Ты породил дитя: Сопротивленье. Оно живет, и жить ему вовек В Париже, и в Марселе, и в Лионе. Твоя же совесть ходит не в короне, И хартию ты держишь на ладони С девизом: Труд, Свобода, Человек! Май или июнь 1957 Киев

2. СЕРДЦЕ ШОПЕНА

Стоит в Варшаве церковь. Там стена Скрывает человечества святыню — Шопена сердце. Тишина полна Биеньем сердца этого доныне. Навеки нам остались, не на миг, Узорные сплетенья нотных знаков… Когда касался клавиш Фредерик, То сам Мицкевич — сам Мицкевич плакал. И если долг последний воздаем Мы самым близким, милым, — неизменно Нас осеняет траурным крылом, Летя сквозь медь оркестра, марш Шопена. В Париже, на Майорке голубой Он жил одной великою мечтою, И ветер Польши — пленной, но живой — Взмывал над каждою его строкою. Мазурки, полонезы… В них звучит Народа голос, властный над творцами… И из стены церковной говорит Шопена сердце с нашими сердцами… 28 мая 1957 Париж

3. СОЛОВЬЯМ УКРАИНЫ

В разлуке с соловьями Украины Смешно, да сердце старое болит: С ним говорит, его зовет, манит, Как будто юность, край мой соловьиный. Версаль и Лувр не могут не пленять! Как хороша французская столица! Оно, конечно, гостю не годится О Лохвице в Париже вспоминать, Забудь о Миргороде и о Сквире, Лесной свой Голосеев позабудь,— В лесу Булонском сладко дышит грудь, Как рай и омут он известен в мире! Здесь множество приветливых людей, Сады здесь удивительно густые, Но вербы не могу забыть родные — Их голоса в чужой стране слышней. Мой край родимый, край мой соловьиный, Как взгляд ребенка, ты меня томишь, Как ни одно вино, меня пьянишь! По соловьям тоскую Украины! 29 мая 1957 Париж